Франц Малан знал, кто это такой. Встречал его несколько раз.
— Питер ван Хеерден, — повторил Ян Клейн. — Он информировал президента. Выдавал наши тайные мысли.
— По-моему, он очень неглуп.
Ян Клейн кивнул:
— Вот именно. И очень опасен. Такой враг заслуживает уважения. Правда, к несчастью, у него слабое здоровье.
Франц Малан поднял брови:
— Слабое здоровье?
— Иной раз трудности разрешаются сами собой. Я случайно узнал, что на следующей неделе он ложится в частную йоханнесбургскую клинику на небольшую операцию. Неприятности с простатой. — Ян Клейн отхлебнул кофе. — Из клиники он не выйдет. Об этом я сам позабочусь. Ведь, что ни говори, он подбирался ко мне. Совал нос в мои файлы.
Оба молчали, пока чернокожий официант убирал со стола. Когда он ушел, Ян Клейн продолжил:
— Я сам решил проблему. Но рассказывать об этом не стану, по одной-единственной причине. Тебе нужно соблюдать предельную осторожность. Скорей всего, за тобой тоже подглядывают.
— Спасибо, что предупредил, — сказал Франц Малан. — Надо срочно проверить обеспечение безопасности.
Официант принес счет, Ян Клейн расплатился, а потом обронил:
— Ну что ж, давай пройдемся. И ты получишь ответ на тот вопрос.
Они зашагали по тропинке, которая вела вдоль крутого берега к высоким обрывистым скалам, давшим название этому месту.
— В среду Сикоси Цики вылетает в Швецию, — сказал Ян Клейн.
— По-твоему, он лучший?
— В нашем списке он стоял вторым. Я полностью ему доверяю.
— А Виктор Мабаша?
— Думаю, он уже мертв. Жду сообщений от Коноваленко сегодня вечером, самое позднее завтра утром.
— В Капстаде ходят слухи о большом митинге двенадцатого июня, — сказал Франц Малан. — Я проверю, может, это и будет удобный случай.
Ян Клейн остановился:
— Да. Время самое подходящее.
— Буду держать тебя в курсе.
Ян Клейн стоял над морем, на краю обрыва.
Франц Малан глянул вниз.
Далеко в глубине виднелся искореженный автомобиль.
— Н-да, машину пока не нашли, — сказал Ян Клейн. — А когда найдут, обнаружат трех покойников. Черных, лет по двадцать пять. Кто-то застрелил их и столкнул машину в пропасть. — Ян Клейк кивнул на автостоянку за спиной. — По уговору, деньги они должны были получить вон там. Но выходит, не получили.
Они повернули обратно.
Франц Малан не стал спрашивать, кто разделался с троицей, совершившей налет на ресторан. Некоторые вещи лучше не знать.
В самом начале второго Ян Клейн высадил Франца Малана в расположении одной из воинских частей под Дурбаном. Они обменялись рукопожатием и поспешно расстались.
В Преторию Ян Клейн возвращался не по автостраде, а выбрал более спокойные дороги через Наталь. Спешить некуда, к тому же не мешает подвести итоги. На карту поставлено многое — и для него самого, и для его единомышленников, и вообще для всех белых в ЮАР.
Думал он и о том, что едет сейчас по родным местам Нельсона Манделы. Здесь он родился, здесь вырос. Наверно, и похоронят его тоже здесь.
Иногда Ян Клейн сам пугался собственной холодной бесчувственности. Он знал, что таких, как он, зовут фанатиками. Но другой жизни себе не мыслил.
Беспокойство у него вызывали только две вещи. Во-первых, кошмары, порой мучившие его по ночам. Тогда он видел вокруг себя мир одних лишь черных людей. И не мог говорить. Слова, слетавшие с губ, превращались в звериные крики. Будто вопли гиены.
Во-вторых, как и всякий другой, он не знал, сколько ему отпущено времени.
Вечной жизни он вовсе не жаждал, но хотел прожить достаточно долго и увидеть, что белые в Южной Африке вновь укрепили свое господство.
А там можно и умереть. Но не раньше.
В Витбанке Клейн сделал остановку, пообедал в маленьком ресторанчике.
К тому времени он еще раз обдумал план, все условия и возможные ловушки. И был совершенно спокоен. Все будет так, как он наметил. Возможно, идея Франца Малана насчет 12 июня в Капстаде тоже вполне удачна.
Около девяти вечера он подъехал к своей просторной вилле на окраине Претории.
Черный ночной охранник отпер ворота.
Последнее, о чем Ян Клейн подумал на грани сна, был Виктор Мабаша.
Он уже с трудом вспоминал его лицо.
14
Настроение у Питера ван Хеердена было прескверное.
Чувство тревоги, какого-то ползучего страха он испытывал не впервые. Работа в разведке по своей природе была связана с напряжением и опасностью. Но сейчас, в палате клиники Брентхерст, ожидая операции, он словно бы оказался беззащитен перед своей тревогой.
Частная клиника Брентхерст располагалась в северном районе Йоханнесбурга — Хиллброу. При желании ван Хеерден, конечно, мог бы выбрать больницу подороже. Но все-таки остановился на Брентхерсте. Эта клиника славилась высоким медицинским уровнем, квалифицированными врачами и безукоризненным уходом. Хотя палаты были весьма скромные, а само здание выглядело довольно обшарпанным. Ван Хеерден не принадлежал к числу богачей, но зарабатывал более чем достаточно. Просто он не любил бахвалиться. На досуге и в разъездах избегал дорогих гостиниц, потому что чувствовал себя там окруженным той особенной пустотой, которая всегда окружала белых южноафриканцев. Именно по этой причине он и забраковал все клиники, где лечились самые высокопоставленные из белых.
Палата ван Хеердена находилась на втором этаже. Было слышно, как в коридоре кто-то засмеялся. Потом мимо двери со скрипом и дребезжанием провезли сервировочный столик. Ван Хеерден посмотрел в окно. Одинокий голубь сидит на крыше. А небо наливается глубокой синевой, которая так ему по душе. Недолгие африканские сумерки уходили прочь. Темнота быстро густела, а вместе с ней опять вернулась тревога.
Был понедельник, 4 мая. Завтра в 8 утра доктор Плитт и доктор Беркович сделают ему несложную хирургическую операцию, после чего, надо полагать, проблем с мочеиспусканием уже не будет. Операции он не боялся. Врачи, заходившие днем, убедили его, что она неопасна. И нет никаких причин сомневаться в этом. Через несколько дней он выйдет из больницы, а через неделю-другую обо всем забудет.
Тревожило его совсем иное. Связанное с болезнью лишь отчасти. Он молод, всего тридцать шесть лет, а заработал изъян, каким обычно страдают шестидесятилетние мужчины. Неужели успел износиться, состариться раньше времени? Конечно, работа в разведке выматывала, это понятно. А оттого, что он был вдобавок личным секретным информатором президента, постоянное напряжение еще усиливалось. Но ведь он поддерживал хорошую физическую форму. Не курил, спиртное употреблял крайне редко.
