А про Нельсона Манделу он вообще не подумал.
Вечером в среду, 13 мая, в начале седьмого, к причалу в Лимхамне пришвартовалось рыбацкое судно.
Сикоси Цики сошел на берег. Судно тотчас отвалило от стенки и взяло обратный курс на Данию.
На набережной Сикоси Цики встретил невероятно толстый человек.
В этот день над Сконе разгулялась буря, пришедшая с юго-запада. Ветер утих только вечером следующего дня.
А потом стало очень тепло.
20
В воскресенье в начале четвертого Петерс и Нурен объезжали на патрульной машине центральные улицы Истада. Смена шла к концу. День выдался спокойный, и вмешаться по-настоящему им пришлось один-единственный раз. Около двенадцати поступило сообщение, что в Сандскугене какой-то голый мужчина ломает дом. В полицию позвонила его жена. Сказала, что с мужем случился приступ буйного помешательства из-за того, что все свободное время у него уходит на бесконечный ремонт летнего домика тещи и тестя. И чтобы обрести душевный покой, он решил этот домик снести. Тогда он, дескать, сможет спокойно ловить рыбу где-нибудь у тихого озера.
— Поезжайте и угомоните его, — сказал дежурный диспетчер.
— Как это называется? — спросил Нурен; он вел переговоры с диспетчером, а Петерс сидел за рулем. — Ну, поведение, вызывающее нарекания?
— Так сейчас вообще не говорят, — ответил диспетчер. — Но если речь о домике тестя, можно назвать это самовольными действиями. Да плюньте вы на название. Угомоните его, и дело с концом. Это главное.
Не прибавляя скорости, они направились в Сандскуген.
— Я его понимаю, — сказал Петерс. — Собственный домик иметь и то невозможная обуза. Вечно что-нибудь да надо. А времени нет. И денег не напасешься. А если уж дом не твой, вообще полные кранты.
— Может, лучше пособим ему со сносом? — сказал Нурен.
Добравшись до места, они увидели возле забора толпу зевак. Вышли из машины и некоторое время смотрели на голого мужчину, который суетился на крыше, отдирая ломиком кровельные пластины. Подбежала жена. Нурен заметил, что она плакала. Они выслушали ее бессвязный рассказ и пришли к одному-единственному выводу: он не вправе делать то, что делает.
Подойдя к дому, они окликнули мужчину, сидевшего верхом на коньке крыши. Он так увлекся разборкой кровли, что не заметил полицейского автомобиля, и, увидев Петерса и Нурена, от неожиданности выронил ломик, который покатился по крыше и едва не упал Нурену на голову, тот кое-как сумел увернуться.
— Осторожно там! — крикнул Петерс. — Слезай-ка лучше вниз, а? Ты не имеешь права ломать дом.
К их удивлению, мужчина сразу послушался. Спустил с крыши лестницу, которую затащил за собой, и слез. Подбежала жена с купальным халатом, он оделся.
— Вы меня задержите? — спросил он.
— Нет, — ответил Петерс. — Только оставь дом в покое. Сказать по правде, тебе вряд ли придется теперь заниматься ремонтом.
— Я хочу ловить рыбу, и больше ничего, — сказал мужчина.
Они поехали обратно, через Сандскуген. Нурен доложил дежурному, что дело улажено.
И вот тут, неподалеку от поворота на Эстерледен, оно и случилось.
Машину на встречной полосе заметил Петерс и сразу узнал цвет и комбинацию цифр на номерном знаке.
— Смотри, Валландер, — сказал он.
Нурен оторвал взгляд от патрульного журнала.
Валландер проехал мимо и словно бы даже не заметил их, что очень странно, ведь сине-белый полицейский автомобиль не заметить нельзя. Но их внимание привлек не столько отсутствующий взгляд Валландера, сколько человек, сидевший с ним рядом. Это был чернокожий.
Петерс и Нурен переглянулись.
— В машине-то, кажись, негр? — сказал Нурен.
— Точно, негр, — кивнул Петерс.
Оба сразу подумали об отрезанном пальце, найденном неделю-другую назад, и о чернокожем, которого разыскивали по всей стране.
— Наверно, Валландер его схватил, — неуверенно сказал Нурен.
— Тогда почему он едет в ту сторону? — спросил Петерс. — И почему не остановился, увидев нас?
— Он вроде как не хотел нас видеть, — сказал Нурен. — Ну, как ребенок. Зажмуривается и думает, что никто его не видит.
Петерс кивнул.
— По-твоему, у него проблемы?
— Да нет. Но где он сумел изловить негра?
Разговор прервался, потому что поступило сообщение о брошенном мотоцикле, который, возможно, был угнан из Бьерешё. После смены они вернулись в полицейское управление, а когда в кафетерии спросили про комиссара, к своему изумлению, услышали, что Валландер на работе не появлялся. Петерс хотел было рассказать о встрече, но Нурен быстро приложил палец к губам.
— А почему нельзя рассказать? — спросил Петерс в гардеробной, когда они переодевались перед уходом домой.
— Если Валландер не появлялся, стало быть, у него есть причины, — сказал Нурен. — А уж что там происходит, нас с тобой не касается. Вдобавок, может, это совсем другой негр. Мартинссон как-то говорил, что Валландерова дочка гуляет с африканцем. Может, это он и был, откуда нам знать?
— По-моему, все-таки очень странно, — повторил Петерс.
Это чувство не оставило его и дома, на окраинной улице, возле кристианстадского шоссе. Пообедав и поиграв с детьми, он пошел прогулять собаку. А так как Мартинссон жил по соседству, решил заглянуть к нему и рассказать, что они с Нуреном видели. Собака у Петерса была породистая, сучка Лабрадора, и Мартинссон недавно спрашивал, нельзя ли ему стать в очередь на щенка.
Открыл сам Мартинссон. Пригласил Петерса войти.
— Да я на минутку, домой спешу. Просто хотел сказать тебе кое-что. Есть время?
Мартинссон выполнял важные поручения в народной партии, в будущем надеялся войти в общинное самоуправление и как раз читал скучные политические отчеты, присланные партией. Поэтому он быстро надел куртку и тоже вышел на улицу. Петерс рассказал, что произошло на дороге.
— Ты уверен? — спросил Мартинссон, когда Петерс умолк.
— Не могли же мы оба обознаться.
— Странно. Будь это африканец без пальца, я бы, наверно, сразу получил информацию, — задумчиво сказал Мартинссон.
— Может, это приятель его дочери.
— Валландер говорил, что они расстались.
Оба молчали, глядя на собаку, которая рвалась с поводка.
— Он вроде как не хотел нас заметить, — осторожно сказал Петерс. — А это может означать только одно: он не хотел, чтобы мы его узнали.
— Или, скорее, африканца рядом с ним.
— Наверно, так оно и есть, — согласился Петерс. — Я ведь не утверждаю, что Валландер занимается чем-то недозволенным.
