И внезапно понял главное.
Убийство Манделы — самое ужасное, что может сейчас произойти в стране. Последствия даже представить себе страшно. Все, что мало-помалу строилось, хрупкое стремление разрешить конфликт между белыми и черными в одну секунду пойдет прахом. Запруды рухнут, потоп захлестнет страну.
И некоторые желают этого потопа. Они создали Комитет, чтобы разрушить запруды.
Таковы были его выводы. Потом он увидел, как из дома вышел мужчина и сел в машину. Одновременно штора на одном из окон отодвинулась. Он увидел чернокожую женщину, а за ней еще одну, помоложе. Старшая помахала рукой, вторая не пошевелилась.
Схееперс не разглядел человека в автомобиле. И все же был уверен, что это Ян Клейн. Когда машина проехала мимо, он пригнулся, а выпрямившись, увидел, что штора опущена.
Схееперс наморщил лоб. Две чернокожие женщины? Ян Клейн вышел из их дома. Хамелеон, Мать и Дитя? Он не видел связи. Но не имел причин не доверять ван Хеердену. Если тот написал «важно», значит, так оно и есть.
Ван Хеерден нащупал тайну, думал он. По этому следу мне и надо идти.
На следующий день Схееперс позвонил в канцелярию президента де Клерка и попросил о безотлагательной встрече. Ему сообщили, что президент примет его в десять вечера. Днем он подготовил доклад, сформулировал выводы. В приемной президента, где его встретил уже знакомый суровый охранник, он сидел как на иголках. Впрочем, долго ждать не пришлось. Ровно в десять охранник пригласил его к президенту. Войдя в кабинет, Схееперс испытал то же чувство, как тогда. Президент де Клерк казался очень усталым. Глаза тусклые, лицо бледное. Тяжелые мешки под глазами словно бы тянули его к земле.
Предельно коротко Схееперс рассказал о находках, сделанных накануне. Но о доме в Безёйденхауте пока не сказал ни слова.
Президент слушал, полузакрыв глаза. Когда Схееперс закончил, он не пошевелился. Уснул, что ли? Но вот де Клерк открыл глаза, посмотрел на него и медленно проговорил:
— Я сам часто удивляюсь, что до сих пор жив. Тысячи буров считают меня предателем. И все же, судя по докладу, покушение готовят не на меня, а на Нельсона Манделу.
Де Клерк умолк. Схееперс видел, что он усиленно размышляет.
— Кое-что в докладе тревожит меня, — продолжал президент. — Предположим, в определенных направлениях проложены фальшивые следы. И представим себе две альтернативные ситуации. Первая: на самом деле решено убить именно меня, президента страны. Я хочу, чтобы вы, Схееперс, проштудировали доклад с этой точки зрения. Кроме того, прошу вас учесть вероятность, что заговорщики намерены нанести удар и по мне, и по моему другу Нельсону Манделе. Это не значит, будто я отметаю возможность, что эти безумцы вправду намерены убить Манделу. Я только хочу, чтобы вы посмотрели на все это критически. Питера ван Хеердена убили. Значит, всюду есть глаза и уши. Я по опыту знаю, что ложные следы — важная часть работы разведуправления. Вы поняли?
— Да, — ответил Схееперс.
— Жду ваших выводов через двое суток. Больше времени, к сожалению, дать не могу.
— Я по-прежнему верю, выводы ван Хеердена указывают на то, что они готовят убийство Нельсона Манделы.
— Верите? Я верю в Бога. Хоть и не знаю, существует ли он. И точно так же не знаю, один он или их много.
Схееперс не нашел, что на это ответить. Но понял, что де Клерк имел в виду.
Президент поднял руки и уронил их на стол.
— Комитет, — задумчиво сказал он, — который хочет разрушить все, что мы стремимся построить. Логическое следствие современной политики, а эта политика зашла в тупик. Они хотят, чтобы страну захлестнул потоп. Но допустить этого нельзя.
— Конечно, — сказал Схееперс.
Де Клерк опять погрузился в раздумья. Схееперс молча ждал.
— В любую минуту какой-нибудь безумный фанатик может наброситься на меня, я всегда помню об этом, — задумчиво проговорил президент. — Помню о судьбе моего предшественника Фервурда, убитого ударом ножа в парламенте. Меня может постигнуть та же участь. Но этого я не боюсь. Меня пугает другое: едва ли найдется кто-то, кто сможет заменить меня прямо сейчас. — Он со слабой улыбкой посмотрел на Схееперса: — Вы еще молоды. Но именно теперь будущее страны зависит от двух стариков — Манделы и меня. Поэтому лучше бы нам обоим пока что остаться в живых.
— Может, стоит увеличить Нельсону Манделе личную охрану? — спросил Схееперс.
— Нельсон Мандела — человек особенный, — ответил де Клерк. — Он не слишком жалует телохранителей. Не в пример другим крупным деятелям. Вспомнить хотя бы де Голля. Поэтому действовать нужно чрезвычайно деликатно. Но я, конечно, распорядился, чтобы охрану усилили. Только ему об этом знать не надо.
Аудиенция закончилась.
— Два дня, — повторил де Клерк. — Не больше.
Схееперс встал и поклонился.
— И еще одно, — сказал де Клерк. — Не забывайте, что случилось с ван Хеерденом. Будьте осторожны.
Уже выйдя из канцелярии, Георг Схееперс осознал, что сказал президент де Клерк. Незримые глаза наблюдали и за ним. В холодном поту он сёл за руль и поехал домой.
И снова ему вспомнилась львица, почти белая в холодном и ясном свете луны.
24
Смерть всегда представлялась Курту Валландеру черной.
Теперь, стоя в тумане на берегу, он вдруг понял, что смерть равнодушна к краскам. Здесь она белая. Туман окутывал его со всех сторон, он лишь смутно улавливал плеск волн о берег, но главным был именно туман, который усиливал ощущение, что идти некуда.
Когда он стоял там, наверху, на полигоне, в окружении невидимых овец и все вдруг кончилось, в голове не было ни одной четкой мысли. Он знал, что Виктор Мабаша мертв, что сам он тоже убил человека и что Коноваленко опять скрылся, утонул в кромешной белизне. Сведберг и Мартинссон вынырнули из тумана как собственные бледные призраки. На их лицах он прочел тот же ужас, что обуревал его самого: ведь кругом мертвецы. Хотелось и бежать куда глаза глядят, чтобы никогда не возвращаться, и броситься в погоню за Коноваленко. Те минуты запомнились ему как бы со стороны, будто он не имел к ним прямого касательства. Там был другой Валландер, и этот другой Валландер размахивал оружием. Не он, а тот, кто волей случая им завладел. Только когда велел Мартинссону и Сведбергу не вмешиваться, а потом, оскальзываясь, спустился вниз по склону и очутился один в тумане, он стал мало-помалу осознавать, что произошло. Виктор Мабаша мертв, убит выстрелом в лоб, как Луиза Окерблум. Толстяк дернулся и вскинул руки. Он тоже мертв, застрелен им, Валландером.
Из горла вырвался крик — одинокий человеческий вопль среди тумана. Возврата нет, думал он в отчаянии. Я пропаду в этом тумане, как в пустыне. Когда он рассеется, меня уже не будет.
Он попытался собрать крохи рассудка, которые, кажется, еще сохранились. Вернись, думал он. Ступай назад, к убитым. Там твои коллеги. Сообща вы найдете Коноваленко.
