– А про них нет брошюры?
– К сожалению, нет.
Валландер поднялся. Больше вопросов у него не было.
– А что вы ищете? – спросил Альбинссон.
– Я же уже сказал – это текущая оперативная работа.
– Если вы кого-то и можете обмануть, то не меня, – сказал Альбинссон. – Чтобы ведущий следователь города мотался по городу и занимался, как вы выразились, «текущей оперативной работой»? Сейчас, когда вы лихорадочно ищете убийцу вашего сотрудника и семерых молодых людей? Вы приехали потому, что почта как-то связана с убийствами.
– Это не важно. То, чем я занимаюсь, – это именно текущая оперативная работа.
– Не могу поверить. Я думаю, вы здесь кого-то ищете.
– Все, что мог, я уже сказал. Но у меня возникло еще несколько вопросов.
Он снова опустился на стул.
– Думаю, что сегодня почтовая сумка выглядит иначе, чем, скажем, двадцать лет назад. Кто теперь посылает письма?
– Вы совершенно правы – перемены огромные. А через несколько лет будут еще больше. Почтовая служба устаревает. Теперь все шлют факсы и переписываются по электронке.
– Особенно, наверное, это отразилось на личной переписке.
– Как ни странно, нет. Как раз многие не доверяют факсу и электронной почте. Им кажется, что письмо в запечатанном конверте надежнее.
– Значит, почтовые мешки заполнены не только рекламой, официальными уведомлениями и счетами?
– Нет-нет, это далеко не так.
Валландер кивнул, после чего они встали почти одновременно.
– Вы удовлетворены моими ответами?
– Я думаю, да. Спасибо за помощь.
Альбинссон больше ни о чем не спрашивал. Они расстались у входа. Валландер вышел на залитую солнцем улицу. Странный август, подумал он. Жара не отпускает. И тихо. В эту пору в Сконе обычно очень ветрено.
Он вернулся в управление полиции. Может, завтра, на похороны Сведберга, стоит надеть полицейскую форму? Интересно, не сожалеет ли Анн-Бритт, что вызвалась произнести речь? Да к тому же написанную не ей самой?
В приемной Эбба сказала, что Лиза Хольгерссон хочет с ним поговорить. Валландеру показалось, что Эбба в плохом настроении.
– Как ты? – спросил он. – Мы теперь даже не успеваем поговорить по душам.
– Спасибо, хорошо.
Его отец на старости лет тоже так отвечал на вопросы насчет его самочувствия – спасибо, хорошо.
– Когда все это закончится, поговорим по-человечески, – пообещал он.
Она кивнула. Что-то ее определенно угнетает, но расспрашивать некогда. Он направился к Лизе. Дверь ее кабинета, как всегда, была открыта.
– Это же настоящий прорыв, – сказала она, не успел он перешагнуть порог кабинета. – Турнберг просто восхищен.
– Восхищен? Чем?
– Это ты у него спроси. Ты оправдываешь свою репутацию.
Валландер опешил:
– Плохую?
– Скорее наоборот.
Валландер предостерегающе поднял руки. Он вовсе не собирался говорить о своих достижениях, тем более что их почти не было.
– На похороны приедут шеф государственной полиции и министр юстиции. Их самолет прилетает в Стуруп в одиннадцать. Я их встречу. Сразу после этого они попросили доложить о расследовании. Скажем, в двенадцать. В большом зале. Ты, я и Турнберг.
– Может быть, ты сама доложишь? Или Мартинссон. Он говорит в сто раз лучше, чем я.
– Но следствием-то руководишь ты! Мы рассчитываем управиться за полчаса. Потом их поведут обедать. Они улетают сразу после похорон.
– Кто-то из них выступит?
– Оба.
– Боюсь я этих похорон, – сказал Валландер. – Как-никак, человека убили. Это не то же самое, что хоронить умершего от старости или от болезни.
– Ты думаешь о своем старом друге? Рюдберге?
– Да.
Зазвонил телефон. Она сняла трубку, немного послушала и попросила перезвонить попозже.
– А как с музыкой?
– Пусть кантор решит. Они знают, как сделать, чтобы все было достойно. Что там обычно играют? Баха и Букстехуде? И разумеется, «Благословенна будь, земля».
Валландер встал.
– Надеюсь, ты воспользуешься случаем – пообщаться со всем начальством сразу, – вдруг сказал он.
– Воспользуюсь случаем? Для чего?
– Чтобы сказать им, что так дальше дело не пойдет. Я берусь доказать, что их кампания по сбережению средств уже никакая не кампания, а заговор. Заговор, направленный на увеличение преступности в стране. И организованной, и всякой.
– О господи! Что ты имеешь в виду?
– То, что говорю. Заговор с целью обескровить полицию и сделать ее совершенно непригодной для выполнения своих прямых обязанностей. Скажи им это. Если это сейчас еще не так, то скоро будет.
Она покачала головой:
– Не могу сказать, что полностью с тобой согласна.
– Ты прекрасно знаешь, что я прав. Все, кто служит в полиции, видят, что система разваливается на глазах.
– А почему бы тебе самому это не сказать?
– Может быть, я и скажу. Но сейчас я должен поймать этого убийцу.
– Не ты, – поправила она. – Мы. Мы все должны его поймать.
Он пошел в кабинет Мартинссона – тот вместе с Анн-Бритт рассматривал портрет на экране компьютера – Луиза с мужской прической. Без парика.
– Я использую программу, разработанную в ФБР, – сказал Мартинссон. – Мы можем примерить тысячи причесок, бород и усов. Даже можно угри добавить.
– Не думаю, чтобы у него были угри, – сказал Валландер. – Самое важное – угадать, что у него под париком.
– Я тут кое-что разузнала, – сказала Анн-Бритт. – Я позвонила мастеру по парикам в Стокгольм и спросила, есть ли какой-то лимитирующий фактор. Иными словами – как много собственных волос можно уместить под париком. Оказалось, что на этот вопрос однозначно ответить невозможно.
– То есть он вполне может иметь пышную шевелюру, – задумчиво заключил Валландер.
– Эта программа много чего умеет, – перебил Мартинссон. – Она может, к примеру, оттопыривать и прижимать уши. Носы сплющивать.
– Думаю, это ни к чему. Физиономия оказалась точно такая, как на фотографии.
– А цвет глаз? – спросил Мартинссон.
Валландер ненадолго задумался:
– Голубой.
– А зубы ты ее видел?
– Не ее, а его.
