– Нет, не моя. Наша. А я сейчас еду сообщать родственникам молодоженов, которые сказали друг другу «да» два часа назад, поэтому ни о чем другом не могу думать. Поэтому тебе придется размышлять за меня.
– Я же сказала – не уверена, что справлюсь.
– Постарайся.
Он пошел к машине, где его уже ждала Лиза.
Они ехали в молчании. Валландер смотрел в окно. На горизонте собиралась гроза. Наверняка накроет Сконе еще засветло.
Дождь начался в девять часов – вечером той злосчастной субботы семнадцатого августа. Валландер уже вернулся на берег, с трудом приходя в себя после разговора с родными убитых. Это было хуже, чем он мог себе представить. Он заставил себя произнести необходимые слова, как и всегда. Может быть, каждому полицейскому суждено определенное число раз приносить известие о смерти. В таком случае я свою норму давно выполнил, подумал он.
Он словно участвовал в каком-то мрачном, почти нереальном спектакле. Трио аккордеонистов, пансионат, гирлянды на потолке, вкусные запахи из кухни. Гости, ожидающие героев дня. И в этот момент подъезжает полицейская машина…
Вырвавшись наконец из этого кошмара, он с чувством облегчения вернулся в Нюбрустранд. Лиза Хольгерссон к этому времени уехала обратно в Истад. Валландер несколько раз говорил по телефону с Ханссоном. Из нового удалось выяснить только, что семьи у фотографа Рольфа Хаага не было. Мартинссон съездил в дом престарелых, где живет отец Хаага. О смерти сына отцу взялась сообщить дежурная сестра, заверив Мартинссона, что старик давным-давно забыл, что у него есть сын-фотограф по имени Рольф.
Нюберг, видя, что начинается дождь, распорядился натянуть пластиковый тент над тем местом, где были обнаружены тела убитых, и там, где сидел на песке предполагаемый преступник. За оцеплением по-прежнему толпились люди. Не успел Валландер выйти из машины, его тут же окружили журналисты. Он, покачав головой, пошел дальше. Ханссон подготовил рапорт. Мартинссон и один полицейский из Мальмё продолжали опрос свидетелей в кемпинге. Никто не мог вспомнить, стояла ли на подъезде к пляжу какая-то машина. Нюберг уже получил отпечатанную фотографию. Молодые, счастливо смеясь, смотрели в объектив. Валландер рассеянно смотрел на снимок, и ему вспомнилась фраза Нюберга.
– Что ты тогда сказал? – спросил он. – Когда мы стояли около штатива? Ты сказал, что Хааг успел сделать только один снимок, и потом еще что-то.
– Разве я что-то говорил?
– Ну да. Ты как-то это все прокомментировал.
Нюберг нахмурился, припоминая:
– Мне кажется, я сказал, что этот сукин сын не выносит счастливых людей.
– Что ты имел в виду?
– К Сведбергу, конечно, вряд ли подходит эта характеристика. А ребята в парке? Любому ясно, что они радуются жизни.
Валландер не вполне понял Нюберга, но догадался, что он имеет в виду. Он еще раз поглядел на снимок, вернул его Нюбергу и подозвал Анн-Бритт. Они сели в пустую машину.
– Где Турнберг? – спросил Валландер.
– Он ушел почти сразу после тебя.
– Что-нибудь говорил?
– По-моему, нет.
Дождь усилился. Капли все чаще стучали по крыше автомобиля.
– Я уже всерьез подумывал попросить, чтобы с меня сняли эту ответственность. Восемь трупов и ни малейшего намека на прорыв.
– А что изменится, если ты это сделаешь? – спросила она. – И кому ты собираешься передать дело?
– Мне просто вдруг захотелось спрятаться от всего этого.
– Но ты, надеюсь, передумал?
– Угу.
Валландер уже собрался вернуться к тем вопросам, что задал ей перед своим отъездом в Чёпингебру, как в стекло постучал Мартинссон, открыл дверь и плюхнулся на переднее сиденье. Он был совершенно мокрый.
– На тебя поступила жалоба, – сказал он Валландеру. – Тебе стоит это знать.
Валландер уставился на него непонимающе:
– На меня? Какая жалоба?
– Избиение.
Мартинссон почесал лоб.
– Помнишь того парня в лесу? Бегуна? Нильса Хагрота?
– Ему там совершенно нечего было делать.
– Он все-таки написал на тебя жалобу. Турнберг пронюхал про это, и он считает, что это очень серьезно.
Валландер онемел.
– Я просто хотел тебе сообщить.
Дождь барабанил по крыше. Мартинссон удалился.
Одинокий прожектор освещал участок берега, где несколько часов назад были совершены три убийства.
Он глянул на часы – половина одиннадцатого вечера.
26
К полуночи дождь прекратился.
Вдали, над Борнхольмом, вспыхивали зарницы, но гроза до Сконе так и не дошла. Валландер, дождавшись, пока упадут последние капли дождя, покинул освещенный прожекторами участок пляжа и пошел к воде, в темноту. За оцеплением все еще стояли какие-то любопытные, но, стоило немного отойти в сторону, берег был совершенно пустынным. Он оглянулся и, прищурившись, посмотрел назад на ярко горящие прожектора. Тела уже увезли, но Нюберг и его команда продолжали работать.
Валландеру надо было подумать. Попытаться представить себе ход событий и решить, что делать дальше.
После дождя в воздухе разлилась приятная свежесть. Запах гниющих водорослей исчез. Вот уже две недели стояла сухая и теплая погода. Наконец прошел дождь, но не похолодало. Ветер, поднявшийся перед дождем, совершенно стих. Прибоя почти не было. Он подошел к воде и помочился. Снова ему представились крошечные белые айсберги сахара, медленно дрейфующие в его кровеносных сосудах. Во рту у него пересохло, в глазах рябило – он догадывался, что уровень сахара повысился.
Но сейчас он ничего не может поделать. Потом, когда они наконец поймают убийцу, если, конечно, поймают, он всерьез займется своим здоровьем.
Если его до этого не стукнет инфаркт и он не умрет.
Он вспомнил, как пять лет назад он проснулся от внезапной и очень сильной боли за грудиной, и решил, что у него инфаркт. В больнице диагноз не подтвердился, но врач предупредил его, что надо уделять больше внимания своему здоровью. С тех пор он делал все, чтобы забыть это предупреждение.
Он посмотрел на море. Где-то вдали угадывался бледный отсвет огней корабля.
Тут он одернул себя – он полицейский при исполнении обязанностей.
Медленно бредя вдоль полосы прибоя, он прокручивал в голове цепочку событий. Он продвигался осторожно, шаг за шагом, чтобы ничего не пропустить, боясь потерять направление, что подсказывал ему невидимый компас. Он строил и отбрасывал версии, совмещая несовместимое, пытался поставить себя самого на место убийцы, ступать по его следу. Рюдберг утверждал, что любой убийца оставляет после себя невидимые следы, которые нужно уметь угадать.
