— Луизу?
— Да. Она лежала возле лесной дорожки, километрах в трех от ближайшего шоссе. Тропинка ведет через лесосеку. Я как раз оттуда.
— Она убита?
— Нет. Скорее всего покончила с собой. Никаких внешних следов насилия, передозировка. Мы нашли при ней пустую склянку от снотворного. Если склянка была полная, то она приняла сотню таблеток.
— То есть сомнений в самоубийстве нет?
— По всей видимости. Но надо, разумеется, дождаться заключения судмедэксперта.
— Как она выглядела?
— Лежала на боку, немного скорчившись. Юбка, серая блузка, пальто, туфли стояли рядом. При ней была сумка с документами и ключами. Какое-то животное подходило к телу, обнюхивало, но не тронуло.
— Можете сказать, где именно на Вермдё?
Иттерберг объяснил и обещал прислать план. Электронной почтой.
— Прямо сейчас перешлю.
— Никаких следов Хокана?
— Никаких.
— Почему она выбрала это место? Лесосеку?
— Не знаю. О смерти среди красоты тут и речи нет. Кругом старые ветки да сухие древесные стволы. Посылаю карту. Звоните, если что.
— Как ваш отпуск?
— Занимаюсь вот этим. Не первый раз в моей жизни отпуск летит к черту.
Набросок карты пришел через несколько минут. По-прежнему держа в руке трубку, Валландер подумал, что чувство, какое он испытывает сейчас, хорошо знакомо всем полицейским, — нежелание сообщать о смерти. Такие сообщения привычкой не становятся.
Смерть всегда тягостна, когда бы ни пришла.
Он набрал номер и заметил, что рука дрожит. Ответила Линда:
— Опять ты? Мы же только что разговаривали, а? Все правда в порядке?
— Со мной — да. Ты одна?
— Ханс меняет дочке памперсы. Я же сказала, что предъявила ему ультиматум!
— Верно, сказала. А теперь слушай, только лучше сядь.
По голосу она поняла, что дело серьезное, знала, отец никогда не преувеличивает.
— Луиза мертва. Покончила с собой несколько дней назад. Ее нашли сегодня ночью или утром у дороги возле лесосеки на Вермдё.
Линда молчала, потом наконец произнесла:
— Это в самом деле правда?
— Похоже, у полиции нет сомнений. Но от Хокана ни следа.
— Ужасно.
— Как Ханс это воспримет?
— Не знаю. Сомнений действительно нет?
— Я бы не позвонил, если б Луизу не опознали.
— Я имею в виду: она вправду покончила с собой? На нее это не похоже. Не такой она человек.
— Ступай сообщи Хансу. Если он захочет поговорить со мной, пусть позвонит домой. Я могу дать ему и телефон стокгольмской полиции.
Валландер хотел закончить разговор, но Линда спросила:
— Где она была все это время? Почему покончила с собой именно сейчас?
— Об этом мне известно не больше твоего. Будем надеяться, что при всей трагичности это поможет нам отыскать Хокана. Но об этом поговорим после.
Закончив разговор, Валландер позвонил в «Никласгорден». Артур Челльберг был в отпуске, дежурная тоже, но в конце концов Валландер поговорил с временной сотрудницей. Она понятия не имела о длинной истории Сигне фон Энке, и у него возникло неприятное впечатление, будто он обращается к стене. Хотя, может, так оно и лучше, подумал он, в нынешних обстоятельствах.
Едва он покончил с этим делом, как раздался новый звонок — Ханс. Потрясенный, на грани слез. Валландер терпеливо отвечал на его вопросы, обещал сообщить, как только узнает что-нибудь новое. Трубку взяла Линда.
— Думаю, он еще не понял, — тихо сказала она.
— Как и все мы.
— Что она приняла?
— Снотворное. Иттерберг не сказал какое. Может, рогипнол? Вроде так оно называется?
— Она никогда не пила снотворное.
— Обычно женщины, желая покончить с собой, прибегают к таблеткам.
— Кое-что в твоем рассказе вызывает у меня удивление.
— Что именно?
— Она в самом деле разулась?
— Да, по словам Иттерберга.
— Разве не странно? Будь она в доме, я бы еще поняла. Но зачем снимать туфли, если собираешься лечь и умереть на улице?
— Не знаю.
— Он сказал, какие были туфли?
— Нет. Но просто потому, что я не спросил.
— Ты должен рассказать нам все-все, — сказала Линда под конец.
— А с какой стати мне что-то от вас скрывать?
— Иногда ты забываешь рассказывать, может, потому что ошибочно толкуешь заботу. Когда об этом узнают газетчики?
— В любую минуту. Включи телетекст, проверь. Обычно они ранние пташки.
Валландер ждал с телефоном в руке. Через несколько минут Линда вернулась.
— Уже. «Луиза фон Энке найдена мертвой. От мужа ни следа».
— Подробнее поговорим попозже.
Валландер включил телевизор и убедился, что этой новости отведено много места. Но если не случится ничего, что изменит или усугубит положение, смерть Луизы фон Энке скоро вновь отступит на задний план.
Остаток для он пробовал заниматься садом. Купленный в строительном супермаркете по сниженной цене секатор, как выяснилось, фактически никуда не годился. Кое-как он подстриг кусты и некоторые из старых, частью засохших фруктовых деревьев, вполне сознавая, что середина лета не самое подходящее время для этой процедуры. Мысли же его были заняты Луизой. Он не успел толком узнать ее. Что ему, собственно, известно о ней? О женщине, которая с легкой улыбкой на губах слушала все разговоры, что велись за столом, но крайне редко сама вставляла хоть слово? Она преподавала немецкий, а может, и другие языки. Сейчас он не мог вспомнить, а вникать и разыскивать свои записи не хотел.
Когда-то она родила дочь, думал он. И еще в больнице узнала о тяжелых нарушениях в ее развитии. Дочь, которую назвали Сигне, никогда не сможет жить нормальной жизнью. Это был их первый ребенок. Как на мать воздействует такое событие? Он ходил по саду с никудышным секатором в руках и не находил ответов. Но и особенно глубокой печали не испытывал. Мертвых жалеть невозможно. Он мог понять чувства Ханса и Линды. Там есть еще и Клара, которой не суждено узнать свою бабушку.
Подковылял Юсси с занозой в передней лапе. Валландер присел к садовому столу и, вооружившись очками и пинцетом, вытащил занозу. Юсси выразил благодарность, черным штрихом метнувшись по меже. Низко над домом пролетел планер. Валландер, прищурясь, проводил его взглядом. Ощущение отпуска не приходило. Он все время видел перед собой Луизу, лежащую на земле возле тропинки, змеящейся по лесосеке. И рядом с нею — аккуратно поставленные туфли.
