Я так быстро кидаюсь к дому, что ударяюсь коленкой об косяк.
Мне немного стыдно, что не попрощалась толком. Но честное слово! Еще одно слово
о Томе и его новой кухне — и мне бы стало плохо.
Однако, усевшись перед телевизором в ожидании розыгрыша
лотереи, я начисто забываю о наших соседях. Мы славно поужинали — курица
по-провансальски из магазина «Маркс и Спенсер» и бутылка «Пино», которую я
привезла с собой. Почему я точно знаю, где куплена курица по-провансальски?
Потому что сама не раз покупала точно такую в этом магазине и узнала ее в лицо
— те же ножки, те же сушеные помидоры и оливки. Мама, конечно, клянется, что
готовила ее собственными руками по своему собственному фирменному рецепту.
Ну-ну.
Вообще не понимаю, чего ради она врет? Кому какое дело? Ведь
кроме меня и папы никто не узнает. И потом, на кухне перед приготовлением ужина
нет сырых продуктов, зато полно картонных коробок, пластиковых упаковок и в
результате — готовой еды. А в промежутке между этим — ничего. Казалось бы, все
совершенно очевидно. Но мама никогда не признается, что купила готовый продукт,
даже если мы едим пирог в форме из фольги. Папа съедает очередной кусок пирога
с пластмассово-безвкусными грибами и крахмальным соусом и с совершенно
серьезным лицом говорит: «Спасибо, дорогая, все было очень вкусно». А мама
улыбается, ужасно довольная собой.
Но сегодня у нас не пирог в фольге — сегодня курица
по-провансальски. (Честно говоря, она и вправду похожа на курицу домашнего
приготовления. Вот только вряд ли кто-то стал бы сам резать болгарский перец на
такие мелкие кусочки — нашлись бы дела поважнее.) В общем, поели мы курицы,
выпили винца, в духовке доходит яблочный полуфабрикатный пирог, и тут я
предлагаю всем пойти посмотреть телевизор. Как бы между делом. Потому что по
часам вижу — розыгрыш уже начался. Несколько минут, и оно случится! Не могу
дождаться!
К счастью, мои родители не из тех, кто после ужина любит
посудачить о политике или литературе. Мы уже обсудили все семейные новости, я
рассказала им о своей работе, они мне — о своем отпуске на Корсике, так что
говорить уже и не о чем. Пора прибегнуть к помощи говорящего ящика.
Поэтому мы все перемещаемся в гостиную, папа зажигает газ в
камине и включает телевизор. Вот он — розыгрыш лотереи. В студии все сияет, а
Дэйл Уинтон перешучивается с Тиффани из «Жителей Ист-Энда»
[8], на их перепалку
аудитория реагирует радостными возгласами. Мое напряжение растет, сердце стучит
все чаще. Через несколько минут выпадут шары и я — миллионерша.
Откидываюсь на спинку дивана и обдумываю, что бы такое
сделать, когда выиграю. В тот самый миг, когда выпадет моя выигрышная
комбинация. Завизжать? Промолчать? Может, стоит сохранить все в тайне первые
сутки? Или вообще никому не говорить?
Эта мысль мне нравится! Стать победителем и получить деньги
без всей этой суеты и шумихи. А если люди будут спрашивать, как я могу себе позволить
столько вещей от модных дизайнеров, стану отвечать, что подрабатываю как
внештатный журналист. Да! И изменить жизнь своих друзей лучше инкогнито, как
добрый ангел-хранитель. Никто никогда не узнает правды. Отлично!
Я мысленно рисовала себе дом, который смогу себе позволить,
не навлекая ничьих подозрений, но тут в мечты ворвался голос из телевизора:
— Вопрос третьему номеру. Что?
— Мое любимое животное — фламинго, потому что оно розовое,
пушистое и у него длинные ноги. — Девушка, сидящая на высоком стуле, расплетает
свои длинные гладкие ноги, и публика взрывается от восторга.
Таращусь на нее в полном недоумении. Что происходит? Мы
смотрим «Любовь с первого взгляда»?
— Раньше эта передача была довольно интересной, а теперь
скучища, — говорит мама.
— Эта дребедень? Интересной? — удивленно восклицает папа.
— Папа, а можно переключить обратно на…
— Я же сказала, что сейчас тоска смертная…
— Папа! — взываю я, пытаясь не выдать паники. — Можно
переключить обратно на Би-би-си-1?
С экрана исчезает девушка-фламинго, и я облегченно вздыхаю.
Но в следующую секунду пространство голубого экрана заполняет собой солидный
мужчина в костюме.
— Полиция упустила из внимания, — говорит он в нос, — что
свидетели были недостаточно…
— Пап!
— Где телепрограмма? — раздраженно спрашивает он. — Неужели
ничего получше нет?
— Есть лотерея! — почти кричу я. — Я хочу смотреть лотерею!
— Почему тебя интересует лотерея? Ты купила билет?
Я замолкаю. Если я решила стать анонимным победителем, то
никому не могу сказать, что купила билет. Даже родителям.
— Нет! — смеюсь я. — Просто там будет Мартина Маккатчен
[9].
К моему великому облегчению, мы переключились на лотерею, и
вот в студии поет Тиффа-ни. Я расслабляюсь и украдкой кошусь на часы.
Конечно, я понимаю, что мои шансы на выигрыш не зависят от
того, буду ли я следить за розыгрышем, но кто же пропустит момент своего
триумфа! Это смешно, но мне кажется, что если я буду смотреть, то силой ума
смогу повлиять на то, как выпадут шары. Я стану изо всех сил сверлить их
взглядом, пока они крутятся в барабане, подталкивать мои номера к дырочке. Это
все равно что болеть за свою команду. Команду 1 6 9 16 23 44.
Правда, номера никогда не выпадают по порядку.
Команда 44 1 23 6 9 16. Или команда 23 6 1…
Вдруг раздаются аплодисменты, и песня смолкает. О боже.
Сейчас это произойдет. Сейчас изменится вся моя жизнь.
— Лотерея превратилась в сплошное стремление к наживе,
правда? — говорит мама. — Просто безобразие.
— Как это превратилась в стремление к наживе? — пререкается
папа.
— Раньше люди играли в лотерею, потому что хотели поддержать
благотворительные организации.
— Вздор! Никому никогда до благотворительности не было дела.
Все думают только о себе! — Папа тычет пультом в направлении телевизора, и
экран гаснет.
— Папа! — взвываю я.
— Значит, по-твоему, до благотворительности никому нет дела?
— кидает мама в тишину.
— Я не это сказал.
— Папа, включи телевизор! — визжу я. — Включи!
Еще секунда — и я полезла бы с ним драться из-за пульта, но
он сам включил Первую программу.
