Но… я не могу. Как я скажу своим любящим родителям, что их
«преуспевающая» дочка на самом деле завравшаяся дура, да еще по уши в долгах?
Итак, мы ужинаем (пирогом из супермаркета), смотрим вместе
детективный сериал по Агате Кристи, потом я поднимаюсь в свою старую комнату,
надеваю старую ночнушку и ложусь спать. А на следующее утро, впервые за
несколько недель, просыпаюсь счастливая и отдохнувшая.
Самое главное — сейчас, рассматривая потолок своей детской
комнаты, я чувствую себя в полной безопасности. Защищенной от внешнего мира
мягким и теплым коконом. Здесь меня никто не достанет. Никто не знает, что я
здесь. Не будет ни гадких телефонных звонков, ни гадких писем, ни гадких
посетителей. Тут мое убежище. Весь груз ответственности снят с моих плеч. Мне
будто снова пятнадцать лет, и мне не о чем беспокоиться, кроме домашнего задания
(но у меня и его нет).
Наконец к девяти часам я вылезаю из постели и понимаю, что
далеко отсюда, в Лондоне, Дерек Смит ждет меня в своем кабинете. Смутное
волнение охватывает меня, и на мгновение я даже решаю позвонить в банк,
извиниться. Однако тут же отбрасываю эту шальную мысль. Ни в коем случае. Я не
хочу признавать даже сам факт существования этого банка. Я хочу все забыть.
Все. Ничего этого нет. Нет банка «Эндвич», нет «ВИЗЫ», нет
«Октагона». Они стерты из моих мыслей и из моей жизни.
Единственное место, куда я звоню, — на работу. Не хватало
еще, чтобы меня уволили за прогул. Трубку берет Мэвис.
— Привет, Мэвис, — хриплю я. — Это Ребекка Блумвуд. Передай,
пожалуйста, Филипу, что я заболела.
— Бедняжка! — откликается Мэвис. — У тебя бронхит?
— Не знаю. Я еще к врачу не ходила. Мне пора. Пока.
Вот и все. Один звонок — и я на свободе. Никто ничего не
заподозрит — с чего бы? Какое облегчение. Как, оказывается, легко сбежать. Как
просто. Надо было давно так сделать.
Но где-то глубоко скребется подлая мыслишка, что я не смогу
прятаться тут вечно. Что рано или поздно мои долги меня настигнут.
Но это произойдет не сейчас. И вообще не скоро. А пока я об
этом не стану думать. Лучше налью себе чашку чая, посмотрю передачу «Утренний
кофе» и обо всем забуду.
Когда я вхожу на кухню, папа сидит за столом и читает
газету. Пахнет тостами, радио настроено на канал Ретро. Все как в старые добрые
времена. Тогда все в жизни было просто и легко — никаких долгов, никаких
счетов, никаких угроз по почте. Меня охватывает ностальгия, и я отворачиваюсь к
плите, моргаю, чтобы прогнать навернувшиеся слезы.
— Интересные новости. — Папа тычет пальцем в газету.
— Да? — Я кладу пакетик чая в кружку. — Какие?
— «Скоттиш Прайм» перекупили «Флагстафф Лайф».
— Понятно, — равнодушно отзываюсь я. — Кажется, я слышала,
что это должно случиться.
— Все вкладчики «Флагстафф Лайф» получат огромные бонусы.
Говорят, таких еще никогда не платили.
— Ого. — Я пытаюсь придать своему голосу заинтересованность,
потом беру журнал с советами по домоводству и читаю свой гороскоп.
Но что-то вертится у меня в голове. Что-то знакомое.
«Флагстафф Лайф»… где я это слышала? С кем-то о них говорила… Ну конечно!
— Мартин и Дженис, наши соседи! Они вкладчики «Флагстафф
Лайф»! Уже пятнадцать лет.
— Тогда им повезло. Чем дольше срок, тем больше выплаты,
по-видимому.
Папа с шуршанием переворачивает страницу, а я усаживаюсь за
стол с чашкой чая и журналом. Так нечестно, обиженно думаю я, проглядывая
несколько рецептов пасхальных куличей. Почему мне, например, не платят никаких
бонусов? Почему никто не перекупит банк «Эндвич»? Тогда бы моих бонусов хватило
на все долги. А еще лучше, если бы они заодно уволилили Дерека Смита.
— Какие планы на сегодня? — спрашивает папа.
— Никаких. — Я отпиваю чай. Планы на будущее? Никаких.
Зато есть приятное и спокойное утро: я помогаю маме
перебрать старые вещи и отложить кое-что для местной благотворительной
распродажи, а в полпервого мы идем на кухню — съесть по бутерброду. Я смотрю на
часы, и в голове проносится мысль, что три часа назад я должна была зайти в
банк «Эндвич», но мысль эта как далекий-далекий отзвук. Сейчас вся моя
лондонская жизнь кажется нереальной. Мое место тут. Вдали от толпы большого
города, рядом с моими родителями, в домике, где жизнь течет тихо и неторопливо.
После обеда я выхожу в сад с маминым каталогом товаров
почтой, устраиваюсь на скамейке под яблоней, но уже через минуту меня отрывают
от приятного занятия. Это Мартин, сосед. Хм. Сейчас я как-то не очень
расположена общаться с Мартином.
— Добрый день, Бекки, — мягко говорит он через забор. — Как
себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо, — коротко отвечаю я. И очень хочу
добавить: «И кстати, мне не нравится ваш сын». Но тогда они подумают, что я
решила все отрицать, и все равно не поверят.
Рядом с Мартином появляется Дженис. В ее глазах ужас.
— Бекки, мы слышали про твоего… преследователя, — шепчет
она.
— Это преступление, — гневно подхватывает Мартин. — Таких
людей нужно изолировать от общества.
— Если мы можем хоть чем-то тебе помочь, обращайся.
— Спасибо, но я правда в полном порядке, — немного смягчаюсь
я. — Просто хочу пожить тут недолго, отвлечься.
— Конечно, — соглашается Мартин. — Ты правильно решила.
— Я уже сказала Мартину, что тебе нужно нанять
телохранителя.
— Да, в наше время осторожность излишней не бывает, — кивает
Мартин.
— Вот она, цена славы, — скорбно покачивает головой Дженис.
— Цена славы.
Я решаю сменить тему.
— Ну а как у вас дела?
— Хорошо, наверное. — Улыбка у Мартина какая-то натянутая.
Он замолкает и смотрит на жену. Она хмурится и едва заметно качает головой.
— Думаю, вы рады таким новостям, — бодро начинаю я. — Насчет
«Флагстафф Лайф».
Тишина.
— Конечно, мы могли бы им радоваться, — тихо говорит Мартин.
— Никто не мог знать заранее, — пожимает плечами Дженис. —
Такое бывает. Кому-то везет, а кому-то нет.
— В смысле? — недоумеваю я. — Разве вкладчикам не выплатили
большие бонусы?
Мартин потирает щеки.
— В нашем случае нет.
