— Чтобы рассказать правду про финансовую аферу. «Дейли
уорлд» опубликовала мою статью, продюсер ее прочитал и пригласил меня на шоу.
— А раньше на телевидении бывали?
— Нет, — вынуждена признаться я. — Не бывала. Мы
останавливаемся на светофоре, и водитель оборачивается и рассматривает меня.
— Вы справитесь, — улыбается он. — Главное, держите себя в
руках.
— В руках? — смеюсь я. — Я даже не нервничаю, а наоборот… я
уже не могу дождаться.
— Вот и хорошо. Тогда у вас все будет нормально. А то,
знаете, некоторые думают, что все в порядке, что они довольны и счастливы, а
потом садятся на тот самый диван в студии, видят, как на камере зажигается
красный огонек, и вдруг понимают, что сейчас на них смотрят два с половиной
миллиона человек по всей стране. В этот момент у некоторых не выдерживают
нервы. Не знаю уж почему.
— Ой, — пищу я после некоторой паузы. — Ну, я… не такая, как
эти некоторые… У меня все получится!
— Тогда все в порядке.
— В полном, — вторю я с уже меньшей уверенностью и пялюсь в
окно.
У меня все будет хорошо. Это точно. Я вообще всегда держу
себя в руках, и на этот раз…
Два с половиной миллиона человек.
Мамочки мои. Если подумать, не так уж и мало, да? Два с
половиной миллиона человек сидят перед телевизорами и смотрят. На мое лицо
смотрят. Ждут, что я им скажу.
Боже. Хватит об этом думать. Главное — помнить, как я хорошо
подготовилась к интервью. Я несколько часов репетировала перед зеркалом и
практически наизусть знаю, что буду говорить.
Как сказала Зелда, не надо слишком углубляться в
подробности. Все должно быть просто и понятно, потому что семьдесят шесть
процентов зрителей «Утреннего кофе» — домохозяйки и молодые мамаши, которые
усидчивостью не отличаются. Зелда долго извинялась за то, что мне придется все
«упрощать», прибавляя, что для финансового эксперта, каковым я являюсь, это
ужасно неприятно. Конечно, я с ней соглашалась.
Но, по правде сказать, я рада. Вообще, если уж начистоту,
лично для меня — чем проще, тем лучше. Одно дело писать статью с кипой
материалов под рукой, и совершенно другое — отвечать на коварные вопросы в
прямом эфире. Страшно! Хотя Зелде я в этом, естественно, не призналась — еще
подумает, что я совсем дура.
В общем, начну я так: «Если бы вам предложили выбрать
настольные часы или двадцать тысяч фунтов, что бы выбрали?»
На что Рори или Эмма ответят: «Конечно, двадцать тысяч
фунтов!»
А я скажу: «Вот именно. Двадцать тысяч фунтов». Потом сделаю
паузу, чтобы все успели понять разницу, и продолжу: «К сожалению, когда
„Флагстафф Лайф“ предложили своим клиентам в подарок настольные часы за перевод
средств на другой вклад, они не сообщили им, что при этом клиенты потеряют
двадцать тысяч фунтов!»
Эффектная фраза, правда? Рори и Эмма зададут мне пару
несложных вопросов типа: «Как людям защитить себя?» — и я дам простые и легкие
ответы. Ну а в конце, чтобы никого слишком не донимать занудством, мы обсудим,
что можно купить на двадцать тысяч фунтов.
На самом деле этой части я жду с особым нетерпением. Я уже
массу вещей придумала. Вы, например, знаете, что на двадцать тысяч можно купить
пятьдесят две пары часов от «Гуччи» и при этом еще останется на сумочку?
Когда мы подъезжаем к воротам студии, таким знакомым по
заставкам к телешоу, я чувствую восторг. Вот я и здесь. Я все-таки попаду на
телевидение!
Нас пропускают через шлагбаум, и мы останавливаемся перед
огромными дверями. Шофер открывает дверцу машины, я выхожу, коленки слегка
подрагивают, но я беру себя в руки и уверенно поднимаюсь по ступенькам. Вхожу в
вестибюль и шагаю к стойке.
— Я на «Утренний кофе», — говорю я и смеюсь, вдруг понимая,
как это звучит. — В смысле…
— Не надо объяснять, в каком смысле, — вежливо, но устало
отвечает девушка-администратор. Потом просматривает список имен, набирает
номер. — Джейн, пришла Ребекка Блумвуд, — и указывает мне на ряд мягких кресел.
— Скоро за вами придут.
Напротив меня сидит тетка средних лет с черными
растрепанными волосами и крупными янтарными бусами. Она достает сигарету, и я,
хотя уже давно не курю, вдруг чувствую страшное желание покурить.
Не то чтобы я нервничаю, просто не отказалась бы от
сигаретки.
— Извините, — окликает тетку администратор, — здесь не
курят.
— Черт, — хрипит та. Глубоко затягивается, потом тушит
сигарету в кофейном блюдце и заговорщицки мне улыбается: — Вас тоже на шоу
пригласили?
— Да. И вас?
— Рекламирую свой новый роман «Кровавый закат». — Она
взволнованно понижает голос: — Захватывающая история о жгучей любви, алчности и
убийстве на фоне жизни южноамериканских наркобаронов.
— Ого, — говорю я. — Похоже, где-то уже…
— Давайте подарю вам книгу, — перебивает меня женщина,
роется в сумке и достает томик в пестрой обложке. — Напомните, как вас зовут?
Напомнить?
— Ребекка. Ребекка Блумвуд.
— «Бекки, с любовью от чистого сердца», — громко объявляет
она, выводя каракули на форзаце. Потом размашисто расписывается и передает
книгу мне.
— Спасибо большое, — быстро смотрю на обложку, — спасибо,
Элизабет.
Элизабет Пловер. Впервые слышу это имя.
— Наверное, вам любопытно, откуда я так много знаю об этом
жестоком и опасном мире? — спрашивает Элизабет. Она наклоняется ко мне,
огромные зеленые глаза сверкают. — Дело в том, что я три долгих месяца жила с
наркобароном. Я его любила. Многому от него научилась… и потом предала его. —
Голос переходит на дрожащий шепот: — До сих пор помню, как он на меня смотрел,
когда его уводила полиция. Он знал, кто это сделал. Он знал, что я его Иуда
Искариот. И все же… непостижимым образом он любил меня.
— Вот это да! — Сама не знаю почему, но меня ее история
впечатлила. — Это все случилось в Южной Америке?
— Нет, — отвечает она, немного помедлив. — Но наркобароны —
они ведь везде наркобароны.
— Ребекка? — В вестибюль входит девушка с гладкими черными
волосами, одетая в джинсы и черную водолазку. — Я Зелда, мы вчера с вами
говорили. Помните?
— Зелда! — Элизабет вскакивает. — Как поживаешь, дорогуша? —
Она простирает руки.
Зелда непонимающе смотрит на нее.
— Простите, а мы разве… — Ее взгляд падает на обложку книги.
— Ах да, действительно. Элизабет Плюммер. Наш специалист спустится за вами
через несколько минут. А пока выпейте кофе, — улыбается она, потом
поворачивается ко мне: — Ребекка, вы готовы?