Боковым зрением вижу, что брендониты побросали свои дела и
наблюдают за мной. Вот я им сейчас покажу. Не только им приносят посылки перед
эфиром. Не только у них есть свои тайные источники информации. Наконец мне
удается справиться с липкой лентой, и я открываю коробку.
У всех на глазах оттуда вылетает большой красный шарик с
надписью «Желаем удачи!», наполненный гелием, и устремляется к потолку. К
веревочке привязана открытка. Не глядя ни на кого, я открываю открытку.
Лучше бы я этого не делала.
«Удачи желаем, удачи тебе, всегда во всем и везде!» — поет
тоненький электронный голосок.
Я захлопываю открытку, готовая со стыда провалиться сквозь
землю. С другого конца комнаты доносится хихиканье. Поворачиваюсь и вижу, как
Алисия что-то шепчет на ухо Люку и по его лицу расползается ухмылка.
Да он смеется надо мной. Они все смеются надо мной и моим
поющим шариком. Несколько секунд я не могу пошевелиться — такое унижение. В
горле стоит жаркий ком, щеки пылают — какой уж тут ведущий эксперт…
Потом Алисия тихо говорит какую-то гадость и прыскает со
смеху. И тут внутри меня что-то переворачивается. К черту их всех, вдруг думаю
я. Им же просто завидно. Им-то никто шарики не присылает.
Я демонстративно открываю открытку.
«Удачи тебе, пытайся. Не бойся и не стесняйся. Возьми удачу
с собой и помни, что мы с тобой», — пищит веселый голосок. А внутри написано:
«Дорогая Бекки. Спасибо тебе за все, что ты для нас делаешь. Мы гордимся тобой
и любим тебя. Твои друзья Дженис и Мартин».
Я смотрю на открытку, снова и снова перечитываю эти слова и
чувствую, как подступают слезы. Дженис и Мартин действительно были моими
друзьями долгие годы, пусть даже их сын слегка туповат. Они всегда были добры
ко мне, даже когда своим дурацким советом я ввела их в заблуждение. Я обязана
сделать это ради них. Я не могу их подвести. И не подведу.
Незаметно моргаю, делаю глубокий вдох и, подняв голову,
натыкаюсь на непроницаемый взгляд Люка Брендона.
— Друзья, — спокойно говорю я, — желают мне удачи.
Аккуратно кладу открытку на стол — не закрывая, чтобы она
продолжала петь, — шарик привязываю к своему стулу.
— Итак, — подает голос Зелда. — Люк и Ребекка, вы готовы?
— Еще как готовы, — невозмутимо отвечаю я и прохожу мимо
Люка к двери.
Глава 21
По дороге в студию ни Люк ни я не произносим ни слова. Я
украдкой кидаю на него взгляд, когда мы сворачиваем за угол, и вижу, что лицо
его еще более бесстрастно, чем несколько минут назад.
Ну и пожалуйста. Я тоже могу притвориться бесстрастной. Тоже
могу прикинуться деловой и строгой. Вздергиваю подбородок и иду широкими
шагами, как Алексис Кэррингтон в «Династии».
— Так вы уже знакомы? — спрашивает Зелда, семенящая между
нами.
— Да, — отрывисто отвечает Люк.
— Встречались по делам, — так же отрывисто отвечаю я. — Люк
все время пытается навязать нам никчемные проекты, а я все время стараюсь
держаться от него подальше.
Зелда смеется, а Люк злобно стреляет в меня глазами. Но мне
плевать. Плевать, насколько сильно я его разозлю. Даже не так. Чем он злее, тем
мне приятнее.
— Люк, вас, наверное, взбесила статья Ребекки в «Дейли
уорлд»? — спрашивает Зелда.
— Ну, приятного там было мало.
— Представляете, он даже позвонил мне и пожаловался! —
беспечно говорю я. — Люк, неужели правда так глаза колет? Не можете смириться с
той гнилью, что скрывается под лоском рекламной кампании? Может, вам стоит
сменить работу?
Тишина. Я поворачиваюсь к Люку. У него такое зверское лицо,
что на секунду мне кажется, что он меня ударит. Потом он снова надевает
непроницаемую маску и ледяным тоном произносит:
— Давайте просто пойдем в эту гребаную студию и покончим с
этим цирком.
Зелда, вздернув бровь, смотрит на меня, и я улыбаюсь ей с
самым невинным выражением. Люка таким злым я еще не видела.
— Ну вот, пришли, — говорит Зелда, когда мы подходим к
дверям. — Внутри старайтесь не шуметь.
Она проталкивает нас в студию, и на секунду спокойствие меня
покидает. Меня трясет, как Лору Дерн в «Парке Юрского периода», когда она
впервые увидела динозавра. Потому что вот она передо мной — студия «Утреннего
кофе». Диван, кресла, растения в кадках и все остальное залито нереальным,
ослепительным светом.
Этого не может быть. Сколько раз я видела все это по
телевизору? А сейчас я сама буду тут. Невероятно.
— У нас до рекламы две минуты. — Зелда ведет нас по залу,
через целые охапки кабелей. — Рори и Эмма все еще в библиотеке с Элизабет.
Она указывает на кресла по разные стороны от журнального
столика, и я робко присаживаюсь. Кресла жестче, чем я думала, и выглядят…
иначе. Все выглядит иначе. Как все странно. Софиты так ярко светят мне в лицо,
что я почти слепну. Подходит девушка и протягивает провод микрофона под моей
блузкой, выводит его у воротника и цепляет микрофон на лацкан пиджака. Я
неловко поднимаю руку, чтобы откинуть волосы, и тут же ко мне подскакивает
Зелда:
— Ребекка, постарайтесь поменьше двигаться. Иначе будет
слишком много шума.
— Извините.
Что-то у меня с голосом. Такое чувство, будто в горло
запихали клок ваты. Смотрю на ближайшую камеру и с ужасом замечаю, что она
надвигается на меня.
— Так, Ребекка… — Это снова Зелда. — Еще одно золотое
правило: не смотрите в камеру, хорошо? Ведите себя естественно!
— Постараюсь, — хриплю я в ответ. «Ведите себя естественно»,
всего-то.
— Тридцать секунд до рекламы. — Зелда смотрит на часы. —
Люк, все в порядке?
— В полном, — спокойно отвечает он. Сидит так, словно всю
жизнь на этом диване провел. Типичная мужская реакция — мужчинам все равно, как
они выглядят.
Я ерзаю, нервно одергиваю юбку, расправляю жакет. Говорят,
что телекамера прибавляет пять килограммов, значит, мои ноги будут казаться
толстыми. Может, мне их по-другому скрестить? А вдруг они станут казаться еще
толще? Но этот насущный вопрос я решить не успеваю, потому что с другой стороны
студии раздается звонкий голос:
— Привет!
Я вскидываю голову и едва не подскакиваю от восторга. Это же
Эмма Марч во плоти! На ней розовый костюм, и она спешит к дивану, а за ней идет
Рори. А у него, оказывается, еще более квадратная челюсть, чем на экране.
Все-таки странно видеть звезд в жизни. Они кажутся такими… нереальными.
