— И правда, никому. Я правильно запомнила — ты на юридическом?
— Ты запомнила неправильно. На экономическом.
Маргарета показала на кухню:
— Ты не хочешь убедиться, что ее нет?
— Но ты же знаешь, что ее нет?
— Конечно, знаю. Но я никому не мешаю увидеть действительность своими собственными глазами.
— У тебя есть немного времени?
— У меня сколько угодно времени! А у тебя разве нет?
Они сели на кухне. Маргарета пила чай, но предпочла не затруднять себя вопросом, не хочет ли и Линда тоже выпить чаю.
— Экономика. Звучит солидно. Трудно, наверное?
— Трудно. Жизнь вообще трудна. Но у меня есть план. Хочешь послушать?
— С удовольствием.
— Если тебе покажется, что я хвастаюсь или чересчур самоуверенна, то покажется правильно. Никто не верит, что у девицы с цепью в носу может быть хорошее деловое чутье. Ну что ж, пусть не верят. А план мой выглядит вот так: пять лет изучаю экономику. Потом прохожу практику в каких-нибудь иностранных банках или посреднических фирмах. Два года, не больше. В это время никаких цепей в носу, разумеется, не будет. Но только временно — когда начну свое дело, снова нацеплю. Может быть, просверлю еще несколько дырочек на теле — чтобы отметить начало самостоятельной жизни. Значит, все вместе — семь лет. За это время я накоплю стартовый капитал — пару миллионов.
— А что, Юханна фон Лёф богата?
— Ее отец профукал лесопилку в Норрланде. С тех пор все пошло наперекосяк. Денег в доме нет, трехкомнатная берлога в Треллеборге, отец за чем-то там присматривает в гавани. Но у меня есть акции. Я знаю рынок. Достаточно иногда послушать телевизор — курсы акций, шевеление на бирже — и ты знаешь, куда идет дело.
— Я-то думала, что телевизор смотрят, а не слушают, — вставила Линда.
— Смотреть мало, надо слушать — иначе не знаешь, когда нанести удар. Я — такая наглая черная щука, прячусь в камышах и жду, когда вонзить зубы в жертву. Сколотить приличный капитал займет еще три года — итого десять. Образование к тому времени сто раз окупится. И в тридцать два года я завяжу. Никогда больше в жизни работать не буду.
— А чем будешь заниматься?
— Уеду в Шотландию и буду смотреть на восходы и закаты.
Линде показалось, что Маргарета ее разыгрывает. Та словно прочитала ее мысли.
— Ты думаешь, я шучу? Твое дело. Увидимся через десять лет, и ты убедишься, что я не шутила.
— Я тебе верю.
Маргарета раздраженно помотала головой:
— Не веришь. Ладно, что ты там хотела узнать?
— Я ищу Анну. Она моя подруга. Я боюсь, не случилось ли с ней чего. Она должна была дать о себе знать — и пропала.
— Что я могу для тебя сделать?
— Когда ты ее видела в последний раз? Ты ее хорошо знаешь?
Ответ последовал незамедлительно:
— Она мне не нравится. Стараюсь общаться с ней как можно меньше.
Первый раз в жизни Линда услышала, что Анна кому-то не нравится. Она припомнила, что сама в школе часто ссорилась с одноклассниками, но Анна — никогда.
— А почему?
— Она задается. Поскольку я и сама воображала, обычно я отношусь к этому снисходительно. Но она задается как-то по-другому. Я не понимаю как.
Она встала и пошла вымыть чашку.
— Но тебе, наверное, не нравится, когда плохо говорят о твоей подруге?
— У каждого есть право на собственное мнение.
Маргарета снова села за стол.
— И еще одна вещь, — сказала она. — Или две. Во-первых, она жадная, а во-вторых, она врушка. Ей нельзя доверять. Ни тому, что она говорит, ни тому, что она не тронет чужое молоко или яблоко.
— Непохоже на Анну.
— Может быть, мы говорим о разных Аннах. Здесь живет другая Анна, она мне не нравится, и я не нравлюсь ей. Так что мы квиты. Я никогда не ем, когда она ест, здесь две ванных, так что мы практически не сталкиваемся.
Зазвонил мобильник. Маргарета ответила и вышла из кухни. Линда попыталась осмыслить услышанное. Она все больше и больше убеждалась, что Анна, с которой она возобновила дружбу, была другой Анной, не той, с кем она вместе росла. Даже с учетом противоречивого впечатления, произведенного на нее Маргаретой, Линда понимала: все, что та сказал про Анну, — правда. Мне здесь больше нечего делать, подумала она. Анны здесь нет. Ее исчезновение в конце концов объяснится, так же как и ее связь с Биргиттой Медберг.
Линда поднялась со стула. В этот момент снова появилась Маргарета:
— Ты что, разозлилась?
— С чего мне злиться?
— Я плохо отзываюсь о твоих друзьях.
— Я не разозлилась.
— Тогда, может быть, хочешь послушать кое-что похуже?
Они снова сели за стол. Линда почувствовала странное напряжение.
— Ты знаешь, где она учится?
— На медицинском.
— Я тоже так считала. Все так считали. Но потом я от кого-то услышала, что ее выгнали. За какие-то темные делишки. Правда или нет — не скажу. Может быть, она сама решила уйти. Но нам она ни слова не сказала — продолжала притворяться, что учится на врача. Но это неправда. Она занимается другими вещами.
— Чем?
Маргарета немного подумала:
— Собственно, в этом как раз ничего плохого нет. Это мне в ней даже нравится.
— Что?
— Она молится.
— Молится?
— Ты никогда раньше не слышала это слово? Молится. Что делают в церкви?
Линда внезапно потеряла терпение.
— Что ты из себя строишь? Я прекрасно знаю, что значит «молиться». Но ты сказала, что Анна молится. Кому? Чему? Когда? Зачем?
Маргарета, казалось, не заметила ее раздражения. Линда позавидовала ее самообладанию — ей самой так часто его не хватало.
— Мне кажется, тут она не врет. Она что-то ищет, и это не ложь и не притворство. Я могу ее понять. Легко могу вообразить, что кто-то охотится за внутренним богатством, точно так, как я охочусь за внешним.
— Откуда ты все это знаешь, если ни разу с ней не разговаривала?
Маргарета наклонилась к ней, перегнувшись над столом:
— Шпионю. Подслушиваю. Я из тех, кто стоит за портьерой и видит и слышит все секреты. И не думай, что я шучу. Это напрямую связано с моими экономическими взглядами. В храме рыночной экономики очень важно знать, за какой колонной спрятаться, чтобы раздобыть самую ценную информацию.
— Значит, у нее здесь кто-то очень близкий?
— Странное выражение — «очень близкий». Что ты имеешь в виду? У меня нет никого «очень близкого», да и у Анны Вестин нет. Чтобы оставаться честной до конца, могу сказать, что считаю ее законченной дурой. Я даже думала — сохрани меня бог лечиться у такого врача! Это было, когда я еще думала, что она учится на медицинском. Анна Вестин говорит громко и обо всем. Мы все считаем, правда, эти кухонные проповеди бесполезной и наивной чушью. Она проповедует мораль — никто из нас этого уже давно не выносит. Разве что наш Капабланка. Он, мне кажется, до сих пор мечтает залучить ее в койку.
