— Вы получили отчет о результатах вскрытия? — спросил Брунетти.
Галло подал ему несколько листов бумаги:
— Вот, принесли, пока вы ездили в морг.
Брунетти бегло прочитал отчет, написанный на профессиональном полицейском сленге, который был ему так хорошо знаком. Проникающие ранения тела отсутствуют, равно как и следы внутривенных вливаний, значит, покойный не являлся наркоманом. Рост, вес, общее физическое состояние: все то, что Брунетти уже успел повидать и оценить на глазок, было измерено и выражалось в цифрах. Вкратце упоминалась косметика, о которой ему рассказывал санитар. Сказано было только, что на лице присутствуют обильные следы туши и помады. Свидетельств недавних половых контактов, в активной либо пассивной роли, обнаружено не было. Судя по состоянию рук, погибший не занимался физическим трудом: мозоли, огрубения, порезы на коже ладоней отсутствуют, ногти были гладкие, ровно обработанные пилкой. Характер ссадин на теле подтверждал гипотезу о том, что убийца сначала разделался с жертвой, а потом перевез труп в район скотобойни. И поскольку тело долго пролежало на жаре, то определить, сколько времени прошло с момента смерти до момента обнаружения, можно было лишь примерно — от двенадцати до двадцати часов.
— Вы это читали? — спросил Брунетти, поднимая голову от отчета.
— Да, синьор.
— И каково ваше мнение?
— Нам предстоит разобраться, находился ли убийца в состоянии аффекта или просто запутывал следы.
— Сначала надо установить личность убитого. Сколько человек выделили вам в помощь?
— Одного Скарпу.
— Это тот, что вчера под деревом спал?
— Да, синьор, — сухо кивнул Галло, и Брунетти понял, что ему известно о вчерашнем инциденте у скотобойни и упоминание о нем ему неприятно. — Нам с ним вдвоем поручили расследование. Убийство проститутки — не бог весть какая важность, особенно сейчас, когда все в отпусках и людей не хватает. Я вообще-то временно этим занимаюсь. Я как раз дежурил, когда поступил звонок, и я послал на место наряд. Вице-квесторе предлагает передать дело Буффо, потому что он тогда поднял трубку.
— Вот как? А других кандидатур нет?
— Кроме Буффо?
— Ну да.
— Вы могли бы, раз уж мы с вами уже знакомы и давно обсуждаем этот вопрос… — здесь Галло выдержал подобающую паузу, — попросить, чтобы мы продолжали работать вместе. Чтобы не терять время.
— Кто отвечает за расследование?
— Вице-квесторе Нащи.
— А она… То есть как она посмотрит на это?
— Комиссару она не откажет, синьор. Особенно тому, который специально приехал нам помочь.
— Хорошо. Тогда пусть кто-нибудь составит запрос, а я подпишу. — В ответ Галло кивнул, сделал пометку на бумаге, лежавшей перед ним, поглядел на Брунетти и снова кивнул. — И распорядитесь, чтобы ваши люди узнали, где была куплена его одежда и обувь. — Галло снова кивнул.
Брунетти раскрыл синюю папку, которую изучал накануне вечером, и ткнул пальцем в список, пришпиленный изнутри к обложке:
— Я полагаю, что нам следует для начала расспросить всех этих людей. Может быть, кто-то знал убитого или подскажет, кто мог его знать. Патологоанатом определил, что ему было года сорок два-сорок три, а в нашем списке сорокалетних нет, и тридцатилетних-то всего пара человек. Значит, если он местный, он должен был выделяться в силу возраста, и его наверняка опознают.
— Как вы предлагаете действовать, синьор?
— Каждый из нас троих возьмет себе по копии предполагаемого портрета убитого и отправится опрашивать свою треть людей из списка.
— Они не из тех, кто охотно отвечает на расспросы полиции, синьор.
— Тогда мы покажем им снимки, которые были сделаны в поле и в морге. Мы должны убедить их, что это для их же собственного блага, потому что любой из них рискует пасть жертвой неизвестного убийцы. Если они поймут, они станут более разговорчивы.
— Сейчас вызову Скарпу, — сказал Галло, поднимая трубку телефона.
Глава седьмая
Было решено отправиться в город немедленно, хотя это означало потревожить сладкий утренний сон ночных бабочек. Брунетти попросил Галло переписать список, распределив фамилии по адресам, чтобы каждый работал в своей части города, а не мотался по всему Местре.
Когда все было готово, он, вооружившись своим списком фамилий и адресов, отправился на улицу, где его ждала машина. Если вначале у него были сомнения относительно того, стоит ли ездить по этим адресам в полицейском сине-белом автомобиле и с водителем в полицейской форме за рулем, то едва он вышел за дверь, как эти сомнения сразу рассеялись, поскольку инстинкт самосохранения взял верх над соображениями осторожности.
Жара сразу сдавила его со всех сторон, так что глаза полезли на лоб. В воздухе был мертвый штиль, город задыхался, будто накрытый тяжелым засаленным одеялом. По улице мимо квестуры шмыгали машины и жалобно сигналили, когда впереди появлялся пешеход или светофор. Пустые коробки из-под сигарет и прочая дребедень шуршала, перекатываясь по пыльной дороге. У Брунетти, который все это видел, слышал и вдыхал, было ощущение, будто кто-то подошел сзади и крепко сжал его грудь обеими руками, словно железным обручем. И как только люди тут живут?
Он поскорее юркнул в прохладный кокон полицейской машины и покинул его лишь четверть часа спустя, когда седан остановился у восьмиэтажного жилого дома на западной окраине города. Через улицу была протянута веревка для сушки белья, и слабый ветерок ворошил разноцветную вереницу простыней, полотенец, трусов и маек. Увидав это, Брунетти даже повеселел.
В каморке консьержа копошился старичок с жидкой бородкой пегого цвета. Он сортировал на стойке письма и газеты, которые предназначались для квартирантов. Когда Брунетти вошел, он глянул поверх своих очков в серебряной оправе, сидевших на кончике носа, и произнес: «Доброе утро». В каморке воняло кислятиной, и от влажности, вероятно, еще крепче, чем обычно. На полу у ног консьержа крутился маленький вентилятор, совершенно бесполезный. Брунетти поздоровался и спросил, где живет Джованни Фельтринелли.
Заслышав это имя, старик вскочил со стула и закричал:
— Опять? Я же сказал ему, чтоб духу вашего тут не было! Пусть ублажает вас в ваших машинах или где-нибудь в чистом поле, как другие скоты, но я не позволю ему превращать в бордель этот дом. Убирайтесь, а не то я вызову полицию!
Его рука потянулась к телефону, висевшему на стене у него за спиной, а глаза так и жгли Брунетти ненавистью и презрением.
— Я из полиции, — вежливо произнес Брунетти, достал бумажник и протянул консьержу свое удостоверение, которое тот весьма грубо вырвал у него из рук, будучи, конечно, уверен, что это фальшивка, затем поправил очки и стал читать.
— Хм… похоже, настоящее, — в конце концов признал старик, возвращая удостоверение Брунетти. Он вытащил из кармана грязный носовой платок, снял очки и принялся протирать стекла, так обстоятельно, будто всю жизнь только этим и занимался. Закончив, он водрузил очки обратно на нос, аккуратно заправил дужки за уши, убрал платок в карман и спросил уже повежливее: — И что же он натворил?
