— Я не читаю газет.
— Его забили до смерти.
— На пустыре?
— Я не уполномочен сообщать вам подробности, синьор.
Фельтринелли отнес рисунок на чертежный стол и зажег еще одну сигарету.
— Ну ладно, — сказал он, возвращаясь к Брунетти, — я покажу его кое-кому. Если мне удастся что-либо выяснить, я с вами свяжусь.
— Вы архитектор, синьор Фельтринелли?
— Да. То есть у меня имеется диплом архитектора. Но я не работаю по специальности.
— Однако вы ведь делаете что-то? — Брунетти кивнул в сторону чертежного стола, где лежал лист миллиметровки.
— А… это потехи ради, комиссар. Я давно без работы.
— Сочувствую вам, синьор.
Фельтринелли сунул руки в карманы и сказал совершенно спокойно:
— Я работал в Египте, по заказу египетского правительства проектировал жилые дома. Но потом они решили, что все иностранцы должны раз в год сдавать кровь на СПИД. В прошлом году у меня оказался положительный анализ, меня сразу уволили и выслали из страны.
Видя, что Брунетти молчит, Фельтринелли продолжал:
— Когда я вернулся, я пытался найти работу. Но, как вам известно, здесь архитекторов всегда было пруд пруди. И тогда… — он запнулся, будто подыскивая слова, — я решил сменить профессию.
— Вы занялись проституцией?
— Именно.
— Неужели в вашем выборе вас ничего не смущает?
— Смущает? Меня? — Фельтринелли приблизился, улыбаясь своей прежней дружелюбной улыбкой. — Вы это о СПИДе?
— Да.
— Нет, не смущает, — ответил Фельтринелли, возвращаясь к столу. Он сунул в рот сигарету и склонился над чертежом. — Где дверь, вы знаете, комиссар.
Глава восьмая
На улице по-прежнему было жарко и шумно. Выйдя из дома Фельтринелли, Брунетти заглянул в соседний бар. Там он заказал стакан минеральной воды, потом второй. Когда воды осталось на донышке, он намочил ею носовой платок и попытался оттереть синее пятно с ладони. Краска не оттиралась.
Нарушает ли закон проститутка, у которой СПИД, когда занимается сексом? А если секс незащищенный? Полиция давно не считала проституцию как таковую преступлением, и Брунетти к этому привык. Но конечно, если человек, зная, что он болен, отказывается от презерватива и заражает партнера, то это, конечно, должно расцениваться как преступление. Впрочем, Брунетти не был уверен, что на этот счет в отсталом итальянском уголовном кодексе успела появиться статья. С этими мыслями он заказал третий стакан воды и снова развернул список, чтобы поглядеть, кто у него следующий на очереди.
Франческо Креспо хоть и жил всего в четырех кварталах от Фельтринелли, но все равно казалось, что на другой планете. Его дом был блестящим и гладким параллелепипедом, какие строили на пике моды на урбанизм, царившей лет десять тому назад. В Италии последние архитектурные идеи редко ценятся после их воплощения, потому что творцы быстро к ним охладевают и несутся уже вперед в погоне за новеньким, как те грешники в преддверии Дантова ада, которым суждено мчаться по кругу неведомо зачем.
Вместе с декадой, что миновала со времени постройки, миновала и мода; и теперь здание стало похоже на пачку просроченных спагетти. В окружении малорослых и скромных соседей дом выглядел безнадежно отставшим от времени стариком. Даже сияющие окна и ухоженный газончик не могли скрасить его уродства.
В лифте с кондиционером Брунетти быстро поднялся на седьмой этаж, где жил Креспо. Коридор был отделан мрамором, и в нем тоже работала система охлаждения воздуха. Брунетти прошел по коридору направо и позвонил в квартиру D.
Он услышал, как в квартире раздался звонок, но к двери никто не приближался. Он снова позвонил. Звонка на этот раз не было, но и шагов тоже. Тогда он в третий раз нажал на кнопку, и звонил до тех пор, пока голос за дверью не произнес: «Basta. Vengo»
[10]
.
Не успел Брунетти убрать палец со звонка, как дверь резко распахнулась, и он увидал высокого плечистого мужчину в слаксах и толстом свитере-водолазке, похоже кашемировом. Брунетти мельком заметил, что у него маленькие черные глаза и кривой нос, сломанный в нескольких местах, однако не мог отвести изумленного взгляда от его шеи, обтянутой толстым воротом свитера. Подумать только, середина августа, люди на улицах падают в обморок от жары, а этот тип ходит в кашемире. Брунетти усилием воли заставил себя оторваться от созерцания свитера и спросил, глядя человеку в глаза:
— Синьор Креспо?
— Кто его спрашивает? — прорычал тот, подозрительно и враждебно.
— Комиссар Гвидо Брунетти, — представился Брунетти, вынимая удостоверение, которое этот человек, подобно Фельтринелли, опознал мигом. Он вдруг шагнул вперед и оказался почти вплотную к Брунетти, надеясь, вероятно, выдавить непрошеного гостя в коридор. Но поскольку Брунетти не двинулся с места, ему пришлось отступить. — Его нет.
Из глубины квартиры донесся звук, как будто что-то тяжелое свалилось на пол. Мужчина обернулся на шум, отвлекшись. В этот момент Брунетти шмыгнул мимо него в комнату. Там стояло кожаное кресло и на столе большой букет гладиолусов в хрустальной вазе. Брунетти уселся в кресло, закинул ногу на ногу и сказал:
— Тогда я подожду здесь синьора Креспо. Если вы не возражаете, синьор?…
«Синьор» с грохотом захлопнул входную дверь и буркнул:
— Я приведу его.
Он скрылся в соседней, смежной комнате. Вскоре оттуда послышался его глухой и сердитый голос и второй, высокий тенор. Потом заговорил и третий. Этот был вообще дискант, на целый тон выше второго. Пока они там разговаривали, Брунетти рассматривал комнату. Все было новое и дорогое, но ему ничего не нравилось: ни шикарный замшевый диван, ни элегантный тонконогий столик красного дерева напротив.
Наконец дверь открылась, и появился прежний мрачный тип в сопровождении хрупкого молодого человека, на две головы ниже себя.
— Вот он. — Обладатель свитера-водолазки ткнул пальцем в Брунетти.
Молодой человек был одет в голубые свободные брюки и белую шелковую рубашку с расстегнутым воротом. Когда он подошел, Брунетти встал и спросил:
— Синьор Франческо Креспо?
Сперва молодой человек только молча стоял и смотрел, но потом, видимо, сработал инстинкт или профессиональный навык, и он, сделав еще шаг вперед, томным жестом приложил ладонь к груди, где у него была ямка меж ключицами, и произнес:
— Что вам угодно?
Это был тот самый писклявый дискант, который Брунетти слышал через дверь, но сейчас Креспо старался говорить глуше, будто для того, чтобы казаться более обаятельным и соблазнительным.
Креспо был немного ниже Брунетти ростом и килограммов на десять, наверное, легче. По совпадению или нарочно, диван был такого же дымчатого оттенка серого цвета, что и глаза Креспо, остро выделявшиеся на его загорелом лице. Будь это женские глаза, их сочли бы не более чем привлекательными, но в сочетании с мужской угловатостью остальных черт они были по-настоящему красивы.
