— Как вам известно, комиссар, это у нас год международной полицейской кооперации.
Вообще-то, ему это не известно. Более того, не слишком этим интересуется: какой бы там ни был год, он всегда кончается и что-нибудь прихватывает с собой, к примеру время и терпение.
— Вы это знаете, комиссар?
— Нет.
— Ну, тем не менее. Объявлен Верховным комитетом Европейского Сообщества.
Брунетти не проявил никаких эмоций.
— Неужели вам не любопытно, комиссар, какова там наша роль?
— Чья «наша»?
После паузы — грамматические затруднения? — Патта пояснил:
— Ну, Италии, конечно.
— В Италии столько городов…
— Да, но таких знаменитых, как Венеция, мало.
— И таких свободных от преступности.
Вице-квесторе помолчал, а потом продолжил так, как будто ему кивали и улыбались всему, что он говорит:
— Со своей стороны мы будем принимать у себя начальников полиции городов-побратимов.
— Каких городов?
— Лондона, Парижа и Берна.
— «Принимать»?
— Да. Поскольку сюда приедут начальники полиции, мы подумали: неплохая идея — поработать им вместе с нами, получить представление о том, как выглядит здесь работа полицейских.
— Разрешите предложить, синьор. Начнем с Берна, я его возьму, а потом, после визита, сам получу возможность покрутиться в этом бешеном водовороте, — Берн ведь самая потрясающая государственная столица. А вы, синьор, управитесь с Парижем и Лондоном.
Даже если Патта и удивился, услышав это предложение, выраженное таким образом, то виду не подал.
— Начальник полиции Берна прибывает завтра, и я запланировал встречу нас троих за обедом. Потом подумал, что вы могли бы после обеда повозить гостя по городу — использовать полицейский катер.
— Может, на Мурано — посмотреть, как выдувают стекло?
Патта уже кивнул и начал произносить что-то насчет хорошей идеи, но тон Брунетти показался ему не соответствующим словам, и он запнулся.
— Часть обязанностей нашей службы, Брунетти, — устанавливать хорошие отношения с общественностью.
Обычно эту фразу вице-квесторе произносил по-английски, хотя на этом языке не говорил.
— Все так, — Брунетти встал, посмотрел сверху вниз на сидящего Патту. — Что-нибудь еще, синьор?
— Нет, вряд ли. Итак, увидимся завтра на обеде?
Глава 10
За пределами кабинета Брунетти застал синьорину Элеттру за молчаливыми переговорами с компьютером. Она повернулась и одарила его улыбкой, когда он появился, — явное молчаливое прощение за коварные замечания о секретных швейцарских счетах.
— Ну и?…
— Ну и… я веду шефа полиции Берна на экскурсию по городу. Мне повезло — не попросили забрать его погостить домой.
— Чего он хочет от вас с этим шефом?
— Понятия не имею. Покажу ему город, подержу его здесь, дам оглядеться. Может, позволю полюбоваться на очередь перед Уффичо Страниери — за видом на жительство.
Неприятно это ощущать, но Брунетти не удавалось полностью освободиться от растущего беспокойства: толпы народа выстраиваются каждое утро в эту длинную очередь. Все почти — молодежь мужского пола и прибыли из стран, не связанных с европейской культурой. Когда он ловил себя на таких мыслях, драпируя их замысловатыми выражениями, — понимал ясно, что лежит в их основе. Те же настроения формируют базу для самых диких образцов ксенофобского бреда: члены всяческих лиг, которые обещают вернуть Италию к этнической и культурной чистоте.
Синьорина Элеттра вторглась в эти мрачные размышления:
— Может, не так все и плохо, Dottore. Швейцарцы были нам в прошлом очень полезны.
— Возможно, вам удастся выпытать у него какие-нибудь пароли для компьютера, синьорина, — улыбнулся он.
— Ой, не уверена, что нам это надо, синьор. Полицейские коды очень просто достать. Но по-настоящему полезные, те, что для банков, — ну, даже я не стала бы тратить время, пытаясь их взломать.
Не осознав, откуда взялась эта идея, Брунетти сказал:
— Синьорина, я хотел бы, чтобы вы кое-что сделали для меня.
— Да, синьор. — И взяла ручку, как будто он никогда и не шутил по поводу счетов в швейцарских банках.
— В Сан-Поло есть такой священник, отец Лючано какой-то, — не помню его фамилии. У меня просьба к вам — поищите, не было ли с ним каких-то неприятностей.
— Неприятностей, синьор?
— Был ли он когда-нибудь арестован или обвинен за что-нибудь. Или, например, его часто переводили с места на место. Правда, посмотрите — вдруг вам удастся установить, где был его последний приход и почему его послали сюда.
Почти беззвучно она произнесла:
— Швейцарский банк — проще.
— Извините?…
— Это очень трудно — добыть информацию такого рода.
— Но если его арестовывали?
— Подобные вещи каким-то образом исчезают, синьор.
— Какие «подобные»? — Брунетти заинтересовал ее вкрадчивый тон.
— Вроде арестов священников. Или если что-то попадает на глаза публике. Вспомните только ту дублинскую сауну — с какой скоростью она пропала из газет?
Брунетти вспомнил историю, появившуюся в прошлом году, и то лишь в газетах «Манифесто» и «Унита», про ирландского священника: умер от сердечного приступа в гей-сауне в Дублине, а соборовали его два других священника, оказавшихся там же в то же время. История эта — она вызывала у Паолы эдакий вой удовольствия — исчезла через день, и это из наилевейшей прессы.
— Но полицейские файлы — это другое дело! — заявил он.
Она подняла глаза и наградила его улыбкой сочувствия, очень похожей на ту, что использовала как аргумент Паола.
— Я найду фамилию и посмотрю, синьор. — И обратилась к новой странице. — Еще что-нибудь?
— Нет, пожалуй, ничего.
Брунетти покинул ее кабинет и не торопясь вернулся в свой.
За два года, что синьорина Элеттра проработала в квестуре, Брунетти успел ознакомиться с такой ее чертой, как ироничность, но иной раз она выдавала такое, что он пребывал в совершенной озадаченности. Однако был при этом слишком обескуражен, чтобы просить о пояснении, — вот как только что, в разговоре о священниках. Он никогда не обсуждал с синьориной Элеттрой религию или церковь, но, если подумать, ее мнение, он уверен, почти совпадает с мнением Паолы.
Вернувшись к себе в кабинет, он выкинул из головы мысли о синьорине Элеттре и святой матери церкви и потянулся к телефону. Набрал номер Леле Бортолуцци, художник ответил после второго гудка, и Брунетти сказал ему, что опять звонит по поводу доктора Мессини.
