Теперь его больше не удивляло, что стариков убивают ради их состояния, его удивлял способ их устранения, потому что, по крайней мере на первый взгляд, он был чреват осечками и разоблачениями.
За годы работы Брунетти усвоил, что первым делом нужно брать след, оставленный деньгами. Место, где он начинается, обычно известно: это персона, у которой деньги отняты, силой или хитростью. Конец следа отыскать трудно, хотя и жизненно важно, ибо там находится тот, кто применил силу или хитрость. Cui bono
[9]
.
Если сестра Иммаколата права (он заставил себя начать с этого «если»), следует начинать поиск с завещаний.
Он удивился, застав синьорину Элеттру за компьютером, а не за чтением газеты или решением кроссворда в ознаменование продолжительного отсутствия Патты.
— Синьорина, что вы знаете о завещаниях? — спросил он, входя.
— Что у меня его нет, — с улыбкой бросила она через плечо.
«И пусть оно вам никогда не понадобится», — неожиданно для себя подумал Брунетти и, улыбнувшись в ответ, посерьезнел.
— А тогда — о чужих завещаниях?
Поняв, что он задал этот вопрос не просто так, она повернулась на крутящемся стуле и оказалась лицом к нему.
— Я хотел бы выяснить содержание завещаний пяти человек, которые умерли в этом году, здесь — в доме престарелых Сан-Леонардо.
— Они были венецианцами? — спросила она.
— Не знаю. А что, разве есть какая-то разница?
— Все завещания оглашает нотариус, который их составлял, независимо от того, где человек умер. Если завещания составлены здесь, в Венеции, тогда имя нотариуса — все, что мне нужно.
— А если его у меня нет?
— Тогда посложнее.
— Посложнее?
Улыбка ее осталась спокойной, голос — ровным.
— Вы не хотите просто связаться с наследниками и попросить копии, комиссар. Это наводит меня на мысль, что никто не должен знать, что вы ими интересуетесь. — Она снова улыбнулась. — Есть центральная нотариальная контора. Там вся документация хранится в компьютере, значит ее можно извлечь. А вот если нотариус работает в какой-нибудь деревушке, которая еще не компьютеризирована — это труднее.
— Если завещания составлены здесь — сможете вы их раздобыть?
— Конечно.
— Как?
Она опустила глаза и смахнула с юбки невидимую соринку.
— Боюсь, что незаконно.
— Что именно незаконно?
— Путь, которым я ее получу.
— То есть?
— Не уверена, что вы поймете, комиссар, точнее, что смогу вам правильно объяснить. Есть способы вычисления кодов, которые дают доступ практически к любой информации. Чем более открыта эта информация — муниципалитет, архивы, — тем легче подобрать код. А когда он у кого-то есть, это вроде… ну, как если бы все ушли домой, оставив открытой дверь офиса и включенный свет.
— Это относится ко всем правительственным учреждениям? — обеспокоенно осведомился он.
— Мне кажется, вы предпочли бы этого не знать. — Она не улыбнулась, отвечая.
— Насколько доступна эта информация? — спросил он.
— Я бы сказала — ее доступность прямо пропорциональна искусству лица, которое добывает сведения.
— И насколько искусны вы, синьорина?
Улыбка мелькнула снова.
— Вот на этот вопрос я предпочла бы не отвечать, комиссар.
Брунетти пристально вгляделся в ее лицо: нежные очертания, две едва заметные морщинки, бегущие от внешних уголков глаз, — результат частых улыбок — и склонился к тому, что эта особа вряд ли владеет криминальными навыками, а тем более имеет криминальные намерения.
И не подумав вспомнить о служебной присяге, он спросил:
— Но если бы завещатели жили здесь, вы сумели бы получить эту информацию?
Комиссар подметил, что она старалась говорить нейтральным голосом, но нотки гордости в нем все же прорывались.
— Бюро записей актов гражданского состояния, комиссар?
Его позабавил снисходительный тон, которым бывшая служащая Банка Италии произнесла название правительственной конторы, но он только кивнул в ответ.
— Имена главных наследников будут у вас после обеда, комиссар. Поиск копий завещаний займет день-два.
Что ж, только молодые и привлекательные могут позволить себе так рисоваться.
— После обеда — это замечательно, синьорина. — Комиссар положил ей на стол листок с именами и датами смерти и ушел к себе в кабинет.
Усевшись за свой стол, взглянул на два записанных имени: «Д-р Фабио Мессини, падре Пио Кавалетти». Ни то, ни другое ему не знакомы, но в таком богатом всякого рода связями обществе, как в Венеции, для желающего получить сведения это ничего не значит.
Комиссар позвонил в отдел, где сидели полицейские:
— Вьянелло, можете подойти сюда на минутку? И прихватите с собой Мьотти, ладно?
Ожидая прибытия этих двоих, Брунетти машинально чертил что-то под именами и, только когда Вьянелло и Мьотти появились в дверях, понял, что получились крестики. Он отложил ручку и жестом показал полицейским на стулья перед своим столом.
Вьянелло сел, форма его распахнулась, и Брунетти заметил — здорово похудел с зимы.
— Вы на диете, Вьянелло?
— Нет, синьор, — Сержант не ожидал, что Брунетти заметит. — Тренировки.
— Что-что? — Брунетти, стеснявшийся даже помыслить о подобном, не пытался скрыть, что поражен.
— Тренировки, — повторил Вьянелло. — Хожу после работы в зал и провожу там полчаса или около того.
— И чем занимаетесь?
— Тренируюсь, синьор.
— Часто?
— Так часто, как могу, — с неожиданной уклончивостью ответил Вьянелло.
— И как часто вы можете?
— Ну, три-четыре раза в неделю.
Мьотти сидел молча, только вертел головой от одного к другому: ну и чудной разговор. И это борьба с преступностью?
— И что же именно вы делаете?
— Тренируюсь, синьор.
Ударение на глаголе возымело свое действие. Брунетти заинтересовался — явно не ко времени, — наклонился вперед, поставил локти на стол и оперся ладонью на подбородок.
— Но как? Бегаете на месте? Подтягиваетесь?
— Нет, синьор, тренируюсь на аппаратах, — объяснил Вьянелло без улыбки.
— Каких аппаратах?
— Тренажерных.
