— Так я и знала! — торжествует Дженис. — Я еще сказала Мартину: «У Блумвудов явно что-то не так», но мне и в голову не могло прийти, что у вас появилась новая родственница.
— Да, тут бы никто не догадался, — утешает мама.
Несколько секунд Дженис молча переваривает услышанное. Потом вдруг напрягается и кладет маме руку на плечо:
— Джейн, будь осторожна. Она претендует на наследство Грэхема? Он уже переписал завещание в ее пользу?
Да уж, криминальных сериалов Дженис явно переела.
— Да ты что, Дженис! — смеется мама. — Ничего подобного! Больше того, семья Джесси, — она понижает голос, — прекрасно обеспечена.
— О чем ты! — Дженис аж вдохнуть забыла. Мама понижает голос до шепота:
— Это известные производители замороженных продуктов.
— А, понятно, — многозначительно произносит Дженис. — Так она не сиротка?
— Вовсе нет. — Мама возвращается к нормальному тону. — У нее есть отчим и двое братьев. Или трое?
— Но ни одной сестры! — вставляю я. — Значит, нам обеим жилось одиноко. В жизни чего-то не хватало.
Все поворачиваются ко мне.
— Бекки, тебе чего-то не хватало в жизни? — спрашивает Дженис.
— О, конечно. — Я задумчиво отпиваю кофе. — Но признаться, в глубине души я всегда чувствовала, что у меня есть сестра.
Мама явно удивлена.
— Правда, дочка? Ты никогда об этом не говорила.
— Конечно, я молчала. Но сама-то знала.
— Боже правый! Как же ты могла знать! — удивляется Дженис,
— Внутренний голос подсказал, — отвечаю я, прижимая руки к сердцу. — Это такое ощущение, как будто… потеряна часть собственного «я».
Я дополняю слова жестом и случайно бросаю взгляд на Люка. Зря.
— А какую именно часть собственного «я» ты потеряла? — с интересом спрашивает он. — Надеюсь, не жизненно важный орган?
Господи, ну до чего бесчувственный человек. Чурбан толстокожий. Вчера вечером он зачитывал вслух выдержки из той книги о разлученных сестрах, беспрестанно хохотал и вскрикивал «Ну и бред!».
— Нет, не орган, а часть души, — язвительно отвечаю я.
Он поднимает брови и тянет: «А-а!»
— Мне недоставало родственной души. Другими словами, сестры.
— А как же Сьюзи? — спрашивает мама. — Она же была тебе как сестра. Такая милая девушка.
Я отвожу взгляд и бормочу:
— Друзья приходят и уходят. Это же не родные. Сьюзи не понимает меня так, как поняла бы родная сестра.
— Наверное, это был такой шок для вас! — восклицает Дженис. — Особенно для тебя, Джейн, — сочувствует она маме.
— Да, — соглашается мама, — не стану притворяться: я действительно была шокирована. Правда, в то время мы с Грэхемом еще не были знакомы…
— Ну конечно, конечно! — бурно поддакивает Дженис. — Я и не говорю, что он… ну что…
Она нервно замолкает и с громким хлюпом вливает в себя кофе.
— В сущности… мама медлит, помешивая кофе со страдальческой улыбкой на лице, — этого и следовало ожидать. В молодости Грэхем был прямо донжуан. Не удивительно, что женщины сами вешались ему на шею.
— Ну да… — с сомнением кивает Дженис. Мы все смотрим в окно. Папа идет по газону к кухонной двери. Его седые волосы; встрепаны, лицо пунцовое, и, хотя я ему сто раз говорила, что так нельзя, он опять надел носки под сандалии.
— Да, женщины никогда не могли устоять перед ним, — печально продолжает мама. — Но мы ходим к психологу, чтобы пережить этот кризис.
— К психологу? — удивляюсь я. — Ты серьезно?
— Конечно! — отвечает папа, войдя в дом. — Мы уже были на трех сеансах.
— Наш психолог — очень славная девушка. Дерганая, правда, — рассказывает мама. — Впрочем, как и вся современная молодежь.
Ого, вот это новость. Я и понятия не имела, что мои родители ходят к психологу. Но в этом, наверное, есть смысл. Нет, в самом деле! Еще неизвестно, что бы со мной было, узнай я, что у Люка есть внебрачная дочь!
— Психолог! — восклицает Дженис. — Подумать только!
— Надо реально смотреть на вещи, Дженис, — говорит мама. — Такие откровения не проходят бесследно.
— Открытие подобного рода вполне способно разрушить семью, — поддакивает папа, с аппетитом хрустя печеньем. — Подорвать сами устои брака.
— Боже мой! — Дженис прикрывает рот ладонью, переводя широко открытые глаза с мамы на папу. — И каких последствий вы ожидаете?
— Думаю, грандиозного скандала, — со знанием дела выдает мама. — Со взаимными обвинениями. Грэхем, кофе будешь?
— Нет, спасибо, дорогая, — улыбается он ей.
— Вся эта психология — чушь собачья, — вдруг заявляет Том. — Мы с Люси тоже пробовали.
Все поворачиваются к нему. Он держит кружку двумя руками, сердито глядя на нас исподлобья.
— Нашим психологом тоже была женщина, — добавляет он с таким видом, словно этот факт все объясняет.
— Думаю, женщин среди психологов очень много, — осторожно отзывается мама.
— Она приняла сторону Люси. И сказала, что понимает, отчего она так расстроена. А как же мои чувства? Ведь Люси моя жена! Но ее не интересовали мои идеи и проекты! Ни оранжерея, ни ванная, пристроенная к спальне…
Так, думается мне, эта песня надолго.
— Том, мне очень нравится твоя беседка! — быстро вставляю я. — Такая… большая!
И это правда.
Беседка гигантская. Я чуть в обморок не упала, когда увидела ее в окно сегодня. Трехэтажная дача с фронтонами и верандой.
— К сожалению, еще неизвестно, дадут ли разрешение на такую постройку городские власти. — Дженис нервно поглядывает на Тома. — Могут признать не беседкой, а жилым домом…
— Но это настоящее достижение! — бодро говорю я. — Построить такое своими руками!
— Мне нравится работать с деревом, — говорит Том сердито. — Дерево не подведет и не предаст. — Он одним глотком опустошает кружку. — И вообще мне пора работать. Надеюсь, что у вас все пройдет хорошо.
— Спасибо, Том. Пока!
Когда за ним закрывается дверь, повисает неловкое молчание.
— Он славный, — наконец произносит мама. — Все у него будет хорошо.
— Теперь у него в планах яхта, — признается Дженис. — Яхта прямо у нас на лужайке!
— Дженис, выпей еще кофе, — успокаивает ее мама. — Хочешь, плесну в него немного хереса?
Несколько секунд Дженис колеблется, но все же отказывается:
— Лучше не стоит. Рановато для спиртного.
Порывшись в сумочке, она достает таблетку, проглатывает ее, потом радостно улыбается нам:
