Брунетти пробежал глазами список. Ему были знакомы имена, по крайней мере, шести известных преступников, но никакой связи между ними он не усматривал. Один был квартирным взломщиком, другой угонщиком машин, а третий сидел в тюрьме (Брунетти был в этом уверен, потому что сам лично посадил его за решетку за ограбление банка). Возможно, некоторые из них работали на полицию в качестве осведомителей. Но, как бы то ни было, все зацепки вели в никуда.
Некоторые имена были знакомы ему по иной причине. Эти лица занимали видное положение в обществе: священник семьи Лоренцони, директор банка, где была размещена большая часть их вкладов, а также семейный адвокат и нотариус.
Брунетти внимательно вчитывался в каждое слово, скрупулезно изучал печатные буквы, которыми были написаны письма с требованием выкупа, и приложенный к ним отчет из лаборатории, в котором было сказано, что отпечатки пальцев на бумаге отсутствуют и что бумага такого сорта слишком распространена, чтобы проследить, где ее приобрели. Он внимательно рассматривал фотографии открытых ворот, снятых с разных расстояний. На одной из них был запечатлен тот самый камень, который помешал им открыться. Брунетти обратил внимание, что камень был таким огромным, что его никак нельзя было протиснуть между прутьями решетки; несомненно, злоумышленник, кто бы он ни был, положил его туда, находясь за воротами. Брунетти сделал на конверте еще одну пометку.
В заключительной части отчета содержалась информация о финансовом положении семьи Лоренцони, в частности об их вкладах — и в Италии, и за ее пределами. Брунетти, как и любому итальянцу, были знакомы названия большинства итальянских компаний. С фамилией Лоренцони были неразрывно связаны такие понятия, как «сталь» и «хлопчатобумажные изделия». Заграничные инвестиции были куда более разнообразны: Лоренцони принадлежала турецкая компания по перевозке грузов, заводы по переработке сахарной свеклы в Польше, сеть роскошных отелей в Крыму и цементная фабрика на Украине. Так что можно с уверенностью сказать, что интересы семьи Лоренцони не ограничивались пределами страны, а простирались на восток, тем самым знаменуя победное шествие капитализма по Восточной Европе.
На изучение материалов дела ушло не меньше часа. Закончив чтение, Брунетти отнес папку вниз, в приемную синьорины Элеттры.
— Вы не могли бы сделать для меня копии всех документов? — спросил он, кладя папку ей на стол.
— И фотографий тоже?
— Да, если не трудно.
— Так что, его все-таки нашли, этого Лоренцони?
— Вроде нашли, — уклончиво ответил Брунетти, а затем поспешно добавил: — Возможно, это не он.
Элеттра подняла брови и, закусив губы, покачала головой:
— Бедный парень. Бедные родители…
С минуту оба помолчали. Потом она осведомилась:
— А вы видели, как он выступал по телевизору? Я имею в виду его отца.
— Нет, не видел. — Брунетти уже не помнил, почему он тогда пропустил это выступление, но был точно уверен, что не видел отца Роберто.
— Его тогда загримировали, ну совсем как профессионального диктора. Уж я-то разбираюсь в таких вещах. Помню, я удивилась тогда, как в подобной ситуации кто-то способен волноваться о том, как человек выглядит.
— Ну и как он вам показался?
Элеттра задумалась.
— Было видно, что он пал духом. Потерял всякую надежду. Я в этом абсолютно уверена. Что бы он там ни говорил, он заранее знал, что ничего из этого не выйдет. Он был…
— В отчаянии? — переспросил Брунетти.
— Я знала, что вы так и подумаете. — Она отвернулась и помолчала. — Нет. Просто… Будто он смирился… Будто заранее знал о том, что должно произойти и что он ничего не сможет изменить. — Она снова посмотрела на Брунетти и улыбнулась, пожав плечами. — Прошу прощения, если неудачно выразилась. Если бы вы его видели собственными глазами, вы бы поняли, что я имею в виду.
— А это возможно? Достать копию записи выступления?
— Думаю, что она до сих пор хранится на канале RAI. Я попытаюсь позвонить одному моему знакомому в Риме; может, ему удастся раздобыть копию.
— Одному знакомому? — Брунетти иногда казалось, что во всей Италии днем с огнем не найти мужчину в возрасте от двадцати одного до пятидесяти лет, с кем бы не была знакома синьорина Элеттра.
— Ну… На самом деле это знакомый Барбары, ее старый поклонник. Он работает на канале RAI, в отделе новостей. Когда-то они вместе защищали диплом.
— Значит, он тоже врач?
— Да, у него есть медицинская степень, но сомневаюсь, что он когда-либо практиковал. Его отец работает на этом канале, так что как только он окончил университет, ему сразу же предложили там место. Поскольку они в любой момент могут сослаться на его медицинскую степень, он выступает в качестве медицинского консультанта. Вы же знаете, как это бывает: когда по телевизору идет какая-нибудь передача о новой диете или о пользе загара, они приглашают врача, чтобы мы с вами не сомневались в том, о чем они болтают. Иногда у него даже берут интервью. Доктор Чезаре Беллини вещает с телеэкрана о последних достижениях медицины!
— Сколько же лет он проучился на медицинском факультете?
— По-моему, семь, столько же, сколько и Барбара.
— И все ради того, чтобы лишний раз порассуждать о пользе загара?
На ее лице снова мелькнула улыбка.
— Врачей и так слишком много. Ему еще повезло, что он нашел работу. К тому же ему нравится жить в Риме.
— Ладно, свяжитесь с ним, если не трудно.
— Непременно, Dottore, и я принесу вам копии документов, как только смогу.
Брунетти заметил, что она хочет еще что-то сказать.
— Да?
— Если вы собираетесь возобновить расследование по этому делу, не стоит ли заказать копию и для вице-квесторе?
— Не будем забегать вперед, — уклончиво ответил Брунетти. — О возобновлении расследования речи пока не было, так что одной копии, по-моему, будет вполне достаточно.
— Хорошо, Dottore, — бесстрастно сказала Элеттра, — я прослежу за тем, чтобы оригиналы были возвращены обратно в архив.
— Большое спасибо.
— Затем я попытаюсь связаться с Чезаре.
— Спасибо, синьорина, — поблагодарил Брунетти и вернулся к себе в кабинет, размышляя о стране, в которой слишком много врачей и где с каждым годом все трудней и трудней найти хорошего плотника или сапожника.
5
Хотя Брунетти не был лично знаком с комиссаром, возглавлявшим расследование дела в Тревизо, он хорошо запомнил комиссара Джанпьеро Ламу, ответственного за следственные мероприятия, проводимые в венецианском управлении полиции. Лама, уроженец Рима, который еще у себя в Тревизо прославился благодаря тому, что арестовал и отправил за решетку одного известного мафиози, прибыл в Венецию ровно за два года до своего повышения. Потом, получив должность вице-квесторе, он был переведен в Милан, где, как надеялся Брунетти, и пребывал до сих пор.
