Наступила очередь Левасёра отчитаться в том, что сделал он;
и, слушая хвастливый рассказ француза, Блад постепенно мрачнел. Сообщение
компаньона вызвало резкое неодобрение Блада. Глупо было превращать
дружественных голландцев в своих врагов из-за такой безделицы, как табак и
кожи, стоимость которых в лучшем случае не превышала двадцати тысяч песо.
Но Левасёр ответил ему так же, как незадолго перед этим
Каузаку, что корабль остаётся кораблём, а им нужны суда для намеченного похода.
Быть может, потому, что этот день был удачным для капитана Блада, он пожал
плечами и махнул рукой. Затем Левасёр предложил, чтобы «Арабелла» и захваченное
ею судно возвратились на Тортугу, разгрузили там какао, а Блад навербовал
дополнительно людей, благо сейчас их уже было на чём перевезти. Сам Левасёр, по
его словам, хотел заняться необходимым ремонтом своего корабля, а затем
направиться на юг, к острову Салтатюдос, удобно расположенному на
11° 11′ северной долготы. Здесь Левасёр был намерен ожидать Блада,
чтобы вместе с ним уйти в набег на Маракайбо.
К счастью для Левасёра, капитан Блад не только согласился с
его предложением, но и заявил о своей готовности отплыть немедленно.
Едва лишь ушла «Арабелла», как Левасёр завёл свои корабли в
лагуны и приказал разбить на берегу палатки, в которых должна жить команда
корабля на время ремонта «Ла Фудр».
Вечером к заходу солнца ветер усилился, а затем перешёл в
сильный шторм, сопровождаемый ураганом. Левасёр был рад тому, что успел вывезти
людей на берег, а корабли ввести в безопасное убежище. На минуту он задумался
было над тем, каково сейчас приходилось капитану Бладу, попавшему в этот
ужасный шторм, но тут же отогнал эти мысли, так как не мог позволить себе,
чтобы они долго его беспокоили.
Глава 15
Выкуп
Утро следующего дня было великолепно. В прозрачном и
бодрящем после шторма воздухе чувствовался солоноватый запах озёр, доносившийся
с южной части острова. На песчаной отмели Вихрен Магра, у подножия белых дюн,
рядом с парусиновой палаткой Левасёра разыгрывалась странная сцена.
Сидя на пустом бочонке, французский пират был занят решением
важной проблемы: он размышлял, как обезопасить себя от гнева губернатора Тортуги.
Вокруг него, как бы охраняя своего вожака, слонялось человек
шесть его офицеров; пятеро из них — неотёсанные охотники в грязных кожаных
куртках и таких же штанах, а шестой — Каузак. Перед Левасёром стоял
молодой д'Ожерон, а по бокам у него — два полуобнажённых негра. На
д'Ожероне была сорочка с кружевными оборками на рукавах, сатиновые короткие
панталоны и на ногах красивые башмаки из дублёной козлиной кожи. Камзол с него
был сорван, руки связаны за спиной. Миловидное лицо молодого человека
осунулось. Здесь же на песчаном холмике в неловкой позе сидела его сестра. Она
была очень бледна и под маской высокомерия тщетно пыталась скрыть душившие её
слёзы.
Левасёр долго говорил, обращаясь к д'Ожерону, и наконец с
напускной учтивостью заявил:
— Полагаю, месье, что теперь вам всё ясно, но, во
избежание недоразумений, повторяю: ваш выкуп определяется в двадцать тысяч
песо, и, если вы дадите слово вернуться сюда, можете отправляться за ними на
остров Тортуга. На поездку я даю вам месяц и предоставляю все возможности туда
добраться. Мадемуазель д'Ожерон останется здесь заложницей. Вряд ли ваш отец
сочтёт эту сумму чрезмерной, ибо в неё входит цена за свободу сына и стоимость
приданого дочери. Чёрт меня побери, но мне кажется, что я слишком скромен! Ведь
о господине д'Ожероне ходят слухи, что он человек богатый.
Д'Ожерон-младший, подняв голову, бесстрашно взглянул прямо в
лицо пирату:
— Я отказываюсь — категорически и бесповоротно!
Понимаете? Делайте со мной, что хотите. И будьте вы прокляты, грязный пират без
совести и без чести!
— О, какие слова! — усмехнулся Левасёр. —
Какой темперамент и какая глупость! Вы не подумали, что я могу с вами сделать,
если вы будете упорствовать в своём отказе? А у меня есть возможность заставить
любого упрямца согласиться. И кроме того, советую помнить, что честь вашей
сестры находится у меня в залоге. Ну, а если вы забудете вернуться с приданым,
то не считайте меня нечестным, если я забуду жениться на Мадлен.
И Левасёр, осклабясь, подмигнул молодому человеку, заметив,
что лицо брата Мадлен передёрнулось от ужаса. Д'Ожерон бросил дикий взгляд на
сестру и увидел в её глазах отчаяние.
Отвращение и ярость снова овладели молодым человеком.
— Нет, собака! Нет! Тысячу раз нет!
— Глупо упорствовать, — холодно, без малейшей
злобы, но с издевательским сожалением заметил Левасёр. В его руках вилась и
дёргалась бечёвка, по всей длине которой он механически завязывал крепкие
узелки. Подняв её над собой, он произнёс: — Знаете, что это такое? Это
чётки боли. После знакомства с ними многие упрямые еретики превратились в
католиков. Эти чётки помогают человеку стать благоразумным, так как от них
глаза вылезают на лоб.
— Делайте, что вам угодно!
Левасёр швырнул бечёвку одному из негров, который на лету
поймал её и быстро закрутил вокруг головы пленника. Между бечёвкой с узлами и
головой он вставил небольшой кусок металла, круглый и тонкий, как чубук трубки.
Тупо уставившись на своего капитана, негр ожидал его знака начинать пытку.
Левасёр взглянул на свою жертву. Лицо д'Ожерона стало
свинцово-бледным, и на лбу, пониже бечёвки, выступили капли пота.
Мадемуазель д'Ожерон вскрикнула и хотела подняться, но,
удерживаемая стражами, со стоном опустилась на песок.
— Образумьтесь и избавьте свою сестру от
малопривлекательного зрелища, — медленно сказал Левасёр. — Ну что
такое в конце концов та сумма, которую я назвал? Для вашего отца это сущий
пустяк. Повторяю ещё раз: я слишком скромен. Но если уж сказано — двадцать
тысяч песо, пусть так и останется.
— С вашего позволения, я хотел бы знать, за что вы
назначили сумму в двадцать тысяч песо?
Вопрос этот был задан на скверном французском языке, но
чётким и приятным голосом, в котором, казалось, звучали едва приметные нотки
той злой иронии, которой так щеголял Левасёр.
Левасёр и его офицеры удивлённо оглянулись.
На самой верхушке дюны на фоне тёмно-синего неба отчётливо
вырисовывалась изящная фигура высокого, стройного человека в чёрном камзоле,
расшитом серебряными галунами. Над широкими полями шляпы, прикрывавшей смуглое
лицо капитана Блада, ярким пятном выделялся тёмно-красный плюмаж из страусовых
перьев.
Выругавшись от изумления, Левасёр поднялся с бочонка, но тут
же взял себя в руки. Он предполагал, что капитан Блад, если ему удалось
выдержать вчерашний шторм, должен был находиться сейчас далеко за горизонтом,
на пути к Тортуге.
