Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывисто
дышала, и румянец на её щеках то появлялся, то исчезал.
— Вы… вы совершенно невыносимы, — сказала она,
отводя глаза. — Разрешите мне пройти.
Он отступил и своей широкополой шляпой, которую всё ещё
держал в руке, сделал жест в сторону дома.
— Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов,
я могу ещё исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, что
меня вынудила это сделать ваша жестокость.
Она тут же остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Теперь
она уже защищалась, и голос её дрожал от негодования.
— Вы говорите со мной таким тоном! Вы осмеливаетесь
разговаривать со мной подобным образом! — воскликнула она, поражая его
своей страстностью. — Вы имеете дерзость укорять меня за то, что я не хочу
касаться ваших рук, когда мне известно, что они обагрены кровью, когда я знаю
вас не только как убийцу…
Он глядел на неё, приоткрыв рот от удивления.
— Убийца? Я? — выговорил он наконец.
— Назвать вам ваши жертвы? Да? Разве не вы убили
Левасёра?
— Левасёр? — Он даже чуть-чуть улыбнулся. —
Значит, вам и это сказали?!
— А вы отрицаете это?
— К чему? Вы правы — я убил его. Но я могу
припомнить ещё одно убийство другого человека при аналогичных обстоятельствах.
Это произошло в Бриджтауне в ночь, когда на город напали испанцы. Мэри Трэйл
может рассказать вам все подробности. Она была при этом.
Он яростно нахлобучил шляпу и сердито ушёл, до того как она
успела что-либо ответить ему или хотя бы уразуметь смысл всего, что он ей
сказал.
Глава 23
Заложники
Стоя у колонны портика губернаторского дома, Питер Блад с
болью и гневом в душе смотрел на огромный рейд Порт-Ройяла, на зелёные холмы и
цепь Голубых гор, смутно видимые в дымке струившегося от зноя воздуха.
Раздумье Блада было прервано возвращением негра, который
ходил доложить губернатору о приходе капитана. Следуя за слугой, он прошёл на
широкую веранду, в тени которой полковник Бишоп с лордом Джулианом Уэйдом
спасались от удушливой жары.
— А, пришли! — приветствовал его губернатор,
сопровождая своё приветствие мычанием, не предвещавшим ничего доброго.
Бишоп не потрудился подняться с места даже после того, как
это сделал более воспитанный лорд Джулиан. Нахмурив брови, бывший барбадосский
плантатор рассматривал своего бывшего раба. Блад стоял, держа в руке шляпу и
слегка опираясь на длинную, украшенную лентами трость. Внешне он был спокоен, и
ничто не выдавало его гнева, вызванного таким высокомерным приёмом.
Помолчав немного, полковник сурово и вместе с тем
самодовольно заявил:
— Я послал за вами, капитан Блад, потому что мне
сообщили, что вчера с рейда ушёл фрегат с вашим сообщником Волверстоном и
сотней пиратов из полутораста человек, находившихся до этого под вашим
командованием. Мы с его светлостью хотели знать, на каком основании вы
разрешили им уйти.
— Разрешил? — переспросил Блад. — Я просто
приказал им уйти.
Полковник на мгновение остолбенел от такого ответа.
— Приказали? — наконец сказал он с изумлением, в
то время как лорд Джулиан недоумевающе поднял брови. — Чёрт побери! Может
быть, вы объяснитесь точнее? Куда вы послали Волверстона?
— На Тортугу. Я поручил ему сообщить от моего имени
командирам четырёх других кораблей моей эскадры то, что здесь произошло и
почему им не следует больше меня ждать.
Блад заметил, как полковник от бешенства побагровел. Глаза
его налились кровью, и казалось, что от гнева он готов лопнуть. Плантатор резко
повернулся к лорду Джулиану:
— Вы слышали, милорд? Он отпустил Волверстона, самого
опасного после него человека из этой пиратской шайки. Я надеюсь, что ваша
светлость теперь понимает, как безрассудно было выдать королевский офицерский
патент такому человеку. Ведь это же… бунт… измена! Клянусь богом, этим делом
должен заняться военно-полевой суд!
— Может быть, вы прекратите вздорную болтовню о бунте,
измене и военно-полевом суде? — Блад надел шляпу и, не ожидая приглашения,
сел. — Я послал Волверстона сообщить Хагторпу, Кристиану, Ибервилю и
другим моим людям, что у них есть месяц на размышление, в течение которого они
должны последовать моему примеру, прекратить пиратство и вернуться к мирным
занятиям — охоте или заготовке леса, или же убраться из Карибского моря. Вот
какое я дал поручение!
— Ну, а люди? — задал вопрос его светлость своим
ровным голосом, не повышая тона. — Ведь Волверстон захватил с собой ещё
сто человек.
— Это те люди из моей команды, которым не по душе
служба у короля Якова. Нашим соглашением, милорд, предусматривалось, что никто
из них не будет подвергаться какому-либо принуждению.
— Я не помню этого, — с искренним убеждением
сказал Уэйд.
Блад удивлённо посмотрел на него и пожал плечами:
— Не хочу обвинять вас в забывчивости, милорд: так
именно было, и я не лгу. Во всяком случае, нельзя даже и предполагать, чтобы я
согласился на что-либо другое.
Губернатор уже не мог больше одерживаться:
— Значит, вы предупреждаете этих проклятых мерзавцев на
Тортуге, чтобы они имели возможность спастись! Вот что вы сделали! Вот как вы
используете офицерский патент, благодаря которому сами спаслись от виселицы!
Питер Блад невозмутимо взглянул на него.
— Хочу напомнить вам, — тихо сказал он, — что
целью миссии лорда Уэйда, не принимая во внимание ваши собственные аппетиты,
которые, как всем известно, являются аппетитами палача, — это освобождение
Карибского моря от корсаров. Я принял сейчас самые эффективные меры для
выполнения этой задачи. Известие о моём переходе на королевскую службу само по
себе будет способствовать роспуску эскадры, которой я командовал до недавнего
времени.
— Понимаю! — насмешливо проговорил
губернатор. — Ну, а если этого не будет?
— У нас есть время обдумать, какие шаги можно будет
предпринять.
Лорд Джулиан предупредил новую вспышку гнева полковника
Бишопа.
— Возможно, — сказал он, — что лорд
Сэндерленд будет доволен, если исход дела окажется таким, как вы обещаете.
Это были примирительные слова. Лорд Джулиан стремился не
отступать от своих инструкций из расположения к Бладу. Поэтому сейчас он
дружески протягивал ему руку, чтобы помочь преодолеть новое, весьма серьёзное
затруднение, которое создал сам капитан, дав в руки Бишопу оружие против себя.
К сожалению, молодой вельможа был тем самым человеком, от которого Блад не
хотел никакой помощи, потому что смотрел на него глазами, ослеплёнными
ревностью.
