Бой длился не более получаса. Начавшись в носовой части
корабля, он быстро перекинулся на шкафут. Французы упорно сопротивлялись,
ободряя себя тем, что они численно превосходят противника, и ожесточая свои
сердца сознанием, что противник их не помилует. Но, несмотря на отчаянную
доблесть французов, пираты постепенно оттесняли их к одной стороне палубы, и
«Викторьез» под тяжестью пришвартованной «Арабеллы» опасно кренился на правый
борт. Корсары дрались с безумной храбростью людей, знающих, что им некуда
отступать и что они должны либо победить, либо погибнуть. И в конце концов им
удалось овладеть «Викторьез», хотя эта победа стоила жизни половине экипажа.
Уцелевшие защитники «Викторьез», загнанные на квартердек и подгоняемые
разъярённым де Риваролем, ещё пытались кое-как сопротивляться. А когда де
Ривароль упал с простреленной головой, его соотечественники, оставшиеся в
живых, бросили оружие и взмолились о пощаде.
Но и после этого люди Блада не могли ещё отдохнуть.
«Элизабет» и «Медуза», сцепленные абордажными крючьями, представляли собой
единое поле боя, и французы уже дважды отбрасывали людей Хагторпа со своего
корабля. Хагторпу требовалась срочная помощь. Пока Питт с матросами занимался
парусами, а Огл наводил порядок на нижней пушечной палубе, Блад приказал
вытащить крюки, чтобы освободить захваченный корабль от тяжкого груза. Лорд
Уиллогби и адмирал ван дер Кэйлен уже перешли на «Викторьез», и, когда он делал
поворот, спеша на помощь Хагторпу, Блад, стоя на квартердеке, бросил последний
взгляд на «Арабеллу», которая так долго служила ему и стала почти частью его
самого. После того как отцепили крюки, «Арабелла» несколько минут покачивалась
на волнах, а затем начала медленно погружаться, и вскоре там, где она затонула,
остались только маленькие булькающие водовороты над верхушками её мачт.
Блад молча стоял среди трупов и обломков, не сводя глаз с
места исчезновения «Арабеллы». Он не слышал, как кто-то подошёл к нему, и
опомнился только тогда, когда позади него раздался голос:
— Вот уже второй раз за нынешний день я должен
извиняться перед вами, капитан Блад. Никогда ещё мне не приходилось видеть, как
доблесть делает невозможное возможным и поражение превращает в победу!
Блад резко повернулся, и лорд Уиллогби только сейчас увидел
страшный облик капитана. Шлем его был сбит на сторону, передняя часть кирасы
прогнута, жалкие обрывки рукава прикрывали обнажённую правую руку, забрызганную
кровью. Из-под всклокоченных волос его струился алый ручеёк кровь из раны
превращала его чёрное, измученное лицо в какую-то ужасную маску.
Но сквозь эту страшную маску неестественно ярко блестели
синие глаза, и, смывая кровь, грязь и пороховую копоть, катились по щекам
слёзы.
Глава 31
Его высокопревосходительство губернатор
Дорого обошлась корсарам эта победа. Из трёхсот пиратов,
вышедших с Бладом из Картахены, осталось в живых не более ста человек.
«Элизабет» получила настолько серьёзные повреждения, что едва ли можно было её
отремонтировать. Хагторп, так доблестно сражавшийся в последнем бою, был убит.
Но ценой этих потерь корсары, значительно уступавшие французам в численности,
своим умением драться и отчаянной храбростью спасли Ямайку от бомбардировки и
разграбления, захватив при этом для короля Вильгельма эскадру де Ривароля и
огромные ценности.
Вечером следующего дня запоздавшая эскадра ван дер Кэйлена,
в составе девяти кораблей, бросила якорь на рейде Порт-Ройяла, и адмирал не
замедлил тут же и в соответствующих выражениях сообщить своим голландским и
английским офицерам, что он действительно о них думает.
Шесть кораблей эскадры немедленно же стали готовиться к
новому выходу в море. Новый генерал-губернатор лорд Уиллогби хотел поскорее
побывать в нескольких вест-индских колониях, чтобы посмотреть, как они
управляются.
— А между тем, — жаловался он адмиралу, — я
должен задерживаться здесь из-за этого болвана губернатора!
— Да? — сказал ван дер Кэйлен. — Но пошему
этот болван долшен вас задершивать?
— Потому что я хочу наказать эту собаку и назначить на
его место человека, не только понимающего свои обязанности, но и способного их
выполнять.
— Ага! Но зашем вам себя задершивать, кокда француз
мошет нападать на плохо зашишонный Барбадос? Ви имейт такой шеловек. Для этоко
шеловека не надо особой инструкций. Лутше, шем мы с вами, он знайт, как
зашищать Порт-Ройял.
— Вы имеете в виду Блада?
— Ну да. Кто ше мошет лутше еко подкодить для эта
долшность? Ви ше видели, што он за шеловек.
— Вы тоже так думаете, а? Чёрт побери! В самом деле,
почему нет? Он, дьявол меня разрази, лучше Моргана, а ведь Морган в своё время
был назначен губернатором.
Послали за Бладом. Он явился, нарядный и жизнерадостный, так
как воспользовался пребыванием в Порт-Ройяле, чтобы привести себя в порядок.
Когда лорд Уиллогби сообщил ему о своём предложении, Блад был ошеломлён. Ни о
чём подобном он никогда даже и не мечтал, и его сразу же начали обуревать
сомнения в своей способности справиться с таким ответственным постом.
— Что это ещё за новости? — вспылил
Уиллогби. — Разве я мог бы предложить вам этот пост, если бы сомневался,
что вы справитесь с ним? Если это ваше единственное возражение…
— Нет, милорд, есть и другие причины. Я мечтал поехать
домой. Я соскучился по зелёным улочкам Англии… — он вздохнул, — и по
яблоням в цвету в садах Сомерсета.
— «Яблони в цвету»! — Его светлость повысил голос,
с явной насмешкой повторяя эти слова. — Что за дьявольщина… «Яблони в
цвету»! — Он взглянул на ван дер Кэйлена.
Адмирал приподнял брови и провёл языком по толстым губам. По
его лицу промелькнула добродушная усмешка.
— Да, — сказал он, — это ошень поэтишно!
Милорд повернулся к капитану Бладу.
— Вам ещё надо искупить прошлое пиратство, мой
друг, — с улыбкой заметил он. — Кое-что в этом направлении вы уже
сделали, проявив немалые свои способности. Вот поэтому-то от имени его
величества короля Англии я и предлагаю вам пост губернатора Ямайки. Из всех
людей, какие мне известны, я считаю вас наиболее подходящим человеком.
Блад низко поклонился:
— Ваша светлость очень добры. Но…
— Никаких «но»! Хотите, чтобы ваше прошлое было забыто,
а будущее обеспечено? Вам представляется для этого блестящая возможность. И не
относитесь к моему предложению легкомысленно из-за каких-то яблонь в цвету и
прочей сентиментальной дребедени. Ваш долг — остаться здесь хотя бы до
окончания войны. А потом вы сможете вернуться в Сомерсет к сидру или в родную
вам Ирландию к потину
[74]
. Пока же примиритесь на Ямайке с её
ромом.
