— Вот и причина… Он сам ее нам предоставляет, — предположила Доминик Крейс.
— Так вот просто? — не поверил ей Кривен. — Он что же, решил указать, как его найти?
— Этого не может быть, — еле слышно пробормотал Беккер.
— А почему бы и нет? — не сдавалась молодая женщина. — Подобные типы жаждут, чтобы их поймали. Он хочет бросить вызов следователям и вместе с тем приостановить свое продвижение вперед, к следующей жертве.
— В статье нет имени, — заметил Нико. — Кривен давай разбирайся. Я хочу знать, кто этот мальчик и что с ним стало.
* * *
Профессор Армель была готова принять тело новой жертвы. Она едва успела выйти из своего кабинета, как раздался звонок, требовавший ее возвращения. Стоило бы обосноваться окончательно в Патологоанатомическом институте, потребовать, чтобы ей срочно построили там служебное жилье, — зачем ходить туда-сюда? Дел было выше головы. Она думала обо всех этих семьях, ждавших данные аутопсии кого-то из близких, чтобы можно было организовать наконец похороны и предаться трауру. Дети, молодые люди, пожилые, — она должна была раскрыть тайну смерти каждого. Ее память сохраняла воспоминания о телах, вскрытых скальпелем, о препарированных органах. Она помнила каждое слово совершенно растерянных родителей. Прекрасная почва для кошмаров. Но для нее все это стало привычной работой. Хотя порой какой-нибудь ее «пациент» и пробирался тайком в ее сны. И хотя это не становилось наваждением, Армель тяжело вздохнула: нелегко выбросить из головы все эти тяжелые, почти смертоносные мысли.
— Тот, кто страдает, никогда не получит того, что желает, — услышала она за своей спиной.
Армель вздрогнула и обернулась. Эрик Фьори!
— Что вы тут делаете? — спросила она довольно агрессивно.
— Работаю. Взял дополнительные часы, чтобы сделать все записи.
— Это уж мне решать.
— Не беспокойтесь, я не попрошу у вас ни су. Считайте, что я волонтер.
— Так тоже не пойдет, Эрик. Не знаю, что с вами происходит в последние дни, но существуют правила, и им надо соответствовать. Я больше не буду смотреть сквозь пальцы на ваши вольности.
Удар достиг цели. Щеки у молодого человека побелели, он обиженно поджал губы, но на лице было написано, что он это запомнит.
— Жаль, — выдавил он из себя в конце концов. — Но раз уж я здесь, может быть, я могу вам помочь?
— У меня все в порядке. Я не нуждаюсь в вашей помощи.
— Послушайте, Армель, я правда немного не в себе. Личные проблемы. Обещаю, что все будет в порядке. Но разрешите мне поработать с вами этой ночью.
Армель изучающе на него посмотрела. Его настроение изменилось, теперь он казался жалким, на лице искреннее желание исправиться. Она не хотела отказывать ему и обижать. Худой мир лучше доброй ссоры.
— Хорошо, оставайтесь. С минуты на минуту должны привезти четвертую жертву. Будьте готовы.
— Спасибо.
* * *
Мобильный зазвенел, когда Нико сидел в машине, направлявшейся в Патологоанатомический институт.
— Дивизионный комиссар Сирски?
— Да, я слушаю…
— Профессор Шарль Кено. — Звонил сам директор парижской лаборатории научно-исследовательской экспертизы. — У меня любопытные результаты. И мне известно, что счет идет на минуты. Поэтому я решил сообщить их вам лично.
— Слушаю вас, профессор.
— ДНК, которую мы смогли выделить из биологического материала, собранного на обеих линзах, не соответствует ДНК жертвы, то есть Валери Тражан. На линзе из левого глаза — следы двух различных ДНК — ее и кого-то другого. На правой линзе нами обнаружена только ДНК этого другого человека, и больше ничего. Я сравнил ДНК с контактной линзы и ДНК, выделенную на темном волосе. Заключение весьма странное. Между ними существует определенная родственная связь.
— Родственная связь?
— Именно так. Это два человека — мужчина или женщина, сказать пока невозможно — принадлежащие к одной семье. Что же до светлого волоса, то он принадлежит доктору Перрену. Я знаю, что вы предполагали это, и не ошиблись. Наконец, что касается кровавых букв… Кровь принадлежит жертве. Надеюсь, результаты будут вам полезны…
— Бесспорно, профессор. Благодарю. И буду держать вас в курсе.
Конец связи. Коэн с Беккером вопросительно уставились на комиссара. Он передал им состоявшийся разговор.
— Представляете, мать и сын, — начал Нико, намекая на статью, которую они только что нашли.
— Но она умерла, — напомнил Беккер.
— Он мог сохранить прядь волос, — не унимался Нико.
— И хранил ее, что ли, с семилетнего возраста? — не выдержал Коэн.
— Почему бы и нет? — не сдавался дивизионный комиссар, — Видали и похуже. Мальчишка, став взрослым, начинает мстить этой предавшей его матери. Он убивает ее снова и снова. Я уверен, что все эти женщины похожи на нее. Интересная брюнетка… По крайней мере, именно этот образ он хранит в своей памяти.
— Ну а ты? Ты-то каким образом связан со всей этой историей?
— Вот этого я уже не знаю, — разочарованно согласился Сирски.
— Может быть, во всем виновата твоя должность? — предположил Коэн.
— Возможно, но мне кажется, в этом есть что-то личное.
— Приехали. Все выходят, — прервал дискуссию Коэн.
Перед ними на темном небе вырисовывался фасад Патологоанатомического института. Если парижане и понимали, для чего он существует, то вряд ли могли по-настоящему представить себе, что именно там происходит. Впрочем, оно и к лучшему.
* * *
Доминик Крейс перебирала клавиши компьютерной клавиатуры. Она подсоединилась к Интернету, набрала адрес «la-bible.net», потом полный список псалмов.
— Так и есть! — воскликнула она в тишине своего крошечного кабинета.
На экране высветился седьмой псалом, четырнадцатый стих: «Приготовляет для него сосуды смерти… Вот нечестивый зачал несправедливость, был чреват злобой и родил себе ложь». Невероятно! Убийца идентифицировал себя с нечестивым в тексте. Доминик вспомнила о газетной вырезке и истории малыша, попавшего в отчаянное положение. Глагол «зачал» появился в послании убийцы не зря. Не была ли это отсылка к его матери? Матери, зачавшей нечестивого, то есть его, который, в свою очередь, порождал злобу и ложь. Нить не рвалась. Он, бесспорно, глубоко страдал от чувства вины, от того, что оказался вынужден убить собственную мать, чтобы выжить. Кто в силах забыть такую травму? Жизнь порой готовит нам странные испытания.
* * *
Кривен с бригадой все перевернули вверх дном. Они связались с комиссариатом, который тридцать лет назад занимался расследованием; теперь и те забыли про день и ночь, роясь в собственных архивах. Как только нужная папка была найдена, ее незамедлительно отправили факсом на набережную Орфевр.
