— Есть ли возможность не придавать дело огласке?
— Вы ведь не новичок и знаете, как тяжело сохранять информацию в тайне.
Александр Беккер кивнул.
— Простите, что я спрашиваю, но где похоронена ваша мать?
— Ее сожгли. Родственники не захотели взять тело. Я даже не знаю места, где захоронили прах.
— У вас остались какие-нибудь вещи, принадлежавшие вашей матери?
— Понимаю, к чему вы клоните: эти темные волосы… Но моя мать была блондинкой. Это просто-напросто невозможно… И у меня от нее ничего не осталось, разве что несколько фотографий. В семь лет не думаешь о том, чтобы оставить что-нибудь на память. Да мне и не предлагали…
— Нам необходимо будет знать расписание ваших встреч на эту неделю.
— Конечно. Особенно во время совершения преступлений, не правда ли? Я не хочу ничего от вас скрывать: в понедельник мне поступил анонимный звонок, что моя семья попала в автомобильную катастрофу, и я тут же бросился в больницу. Никого не было… Жена была на работе, дети в школе. Вам может это показаться странным, но это правда.
— А во вторник?
— Меня вызвали в школу. Сын упал, и директор боялся, нет ли черепно-мозговой травмы. Он хотел, чтобы я приехал за ним.
— И снова ложный вызов?
— Совершенно верно. Как и в вашем случае с доктором Перреном и его придуманными пациентами.
— Думаю, программа на среду и четверг не менялась?
— Да, — прошептал судья Беккер. В глазах у него читалось беспокойство.
— Хорошо, мы все это выясним. У вас с детства поменялся цвет волос?
— Нет, я их крашу лет с пятнадцати. И ношу цветные контактные линзы.
Беккер осторожно вынул их.
— Мне придется взять их с собой, — сообщил Нико.
На Нико смотрели практически синие глаза — Беккер от природы был голубоглазым.
— Я хотел полностью уничтожить образ ребенка-убийцы, которым был. Да бог мой, какое это теперь имеет значение? А с голубыми глазами мне лучше. Придется привыкать снова.
— Пока ситуация не прояснится, мне придется просить вас следовать за мной на набережную Орфевр, — произнес Нико и непроизвольно положил руку на желудок — совершенно бессмысленный жест, потому что при болях помогали только таблетки, выписанные Каролин.
— Болит? — забеспокоился Беккер. — Врач что, вам ничего не прописал?
— Откуда вы знаете про врача?
— Всем известно, что у вас язва! Вы сами это сказали, а некоторую информацию очень тяжело скрыть…
* * *
Она жила совсем близко от Сен-Жермен-де-Пре, квартала, полюбившегося художникам и писателям, которые и создали ему славу в XX веке. Вот площадь Фюрстенберг, райский уголок, который она устроила себе сама. Двухуровневая квартира Амели находилась на шестом и седьмом этажах в одном из зданий, выходивших на площадь, там была еще небольшая терраска, располагавшаяся выше густой зелени деревьев, и поэтому солнце никогда не уходило из ее комнат. Амели не могла нарадоваться на свою квартиру и ни за что на свете не уехала бы из нее.
Она разделась, включила душ. От теплой воды, стекающей по телу, она расслабилась. Как же она устала! События последних дней сменяли друг друга, как в обезумевшем калейдоскопе, и для того, чтобы выдержать, требовались все ее физические и духовные силы. Она с сожалением закрыла кран и закуталась в мягкое махровое полотенце. С волос стекала вода, и она начала энергично растирать голову. Потом вышла из ванной и просто рухнула на постель. Хотелось есть, но не было сил подняться и что-нибудь приготовить. Сначала спать, потом — посмотрим. Стоило ей только так подумать, как веки сомкнулись, дыхание замедлилось, реальный мир потерял свои очертания. И она погрузилась в глубокий сон.
* * *
Он шел за ней… Он выбрал, и она станет следующей. Вид у нее был настолько усталый, что ничего трудного не будет. Он был уверен, что она уже спит. Он решил подождать, рассматривая витрины на площади. Торопиться не стоило. Он может даже зайти в музей Делакруа, где еще ни разу не был. Затем он позвонит в дверь. Она откроет, крайне недовольная, что ее неожиданно разбудили. Она ничего не сможет понять, а на самом деле именно в ней-то все и дело. Он войдет в квартиру. Как ей сможет прийти в голову, что нечестивый находится уже у нее в квартире? Она будет наказана, как и те, что были до нее. И никто не примчится ей на помощь, никто, даже этот дивизионный комиссар Сирски.
* * *
Судья Беккер дошел с Нико до его кабинета. К ним присоединился Мишель Коэн, и они вдвоем произвели полагающуюся процедуру допроса. Бригада Кривена уже работала вовсю, проверяя, где и во сколько он был с начала недели, связались они и с женой Беккера. Расследование было начато, и у них было разрешение на обыск в доме судьи. Профессор Кено лично занимался тестом на ДНК Александра Беккера и его цветными линзами. Полицейская машина заработала. Доминик Крейс занималась сбором характеристик Арно Бриара у психологов и преподавателей, отвечавших за него до совершеннолетия. Изменил ли его личность совершенный им поступок? Смог ли он скрыть от профессионалов по надзору за детьми глубочайшее одиночество и неуравновешенность? Могла ли его личность начать формироваться как личность преступника, несмотря на то что убийство было совершено в целях самозащиты? Мог ли он, расправляясь с женщинами, снова и снова убивать свою мать? И действительно ли он, отец двоих детей, любящий муж, был этим преступником?
Нико подумал о сыне — ничего дороже не было у него на свете. Дмитрию нужно какое-то время пожить отдельно от матери. Возможно, мальчик страдает от этой сложной ситуации больше, чем считает Нико. И не стоит ли ему обратиться к детскому психологу, чтобы убедиться в психологическом здоровье сына? Он мог бы посоветоваться с Каролин — она врач, она может помочь… Каролин… Нико спрашивал себя, чем она занимается в этот момент. Она ему сказала, что хочет принять душ и немного отдохнуть, а потом они увидятся. И больше он ее не отпустит. А этой ночью она останется у него — так безопаснее. И потом, он просто изнемогал от желания…
* * *
Мобильный телефон зазвонил так неожиданно, что она вздрогнула. Реми. Она подумала несколько мгновений, но йотом решила ответить.
— Рыбка моя?
— Что ты хочешь? — Ее тон не обещал ничего хорошего.
— Что-то не так?
— Нет, все прекрасно.
— Ну, надеюсь, ты вечером будешь вовремя?
— Не знаю. Ты ведь в курсе, у нас сложное дело.
— Я в курсе. Но мне бы хотелось провести вечерок с моей рыбкой наедине.
— «С рыбкой наедине» — это как, по-твоему? — В ее голосе сквозила ирония.
— Что с тобой?
— Романтический обед в уютном ресторанчике, поход в кино, где ты держишь меня за руку, прогулка под луной и разговоры обо всем и ни о чем? Ничего подобного! Хочешь, чтобы я тебе сказала, что такое для тебя «вечерок с моей рыбкой наедине»? Показательный сеанс траханья! И меня все это достало!
