– Ну, – произнес Кидди, – если честно, я думал, что это
именно та женщина, которую я посадил на дороге. Сейчас я просто не уверен,
только и всего. Но я знаю, что если это та самая женщина, то я узнал бы ее,
увидев во второй раз.
– Но тогда она не может быть одной из тех двух женщин,
которые сели в ваше такси на Норт-Ла-Бреа?
– Если это женщина с дороги из загородного клуба, то нет.
– У меня все, – сказал Гамильтон Бергер.
Мейсон, приветливо улыбаясь, сказал:
– Правильно ли я вас понял? Если окажется, что она была
одной из тех двух женщин с Ла-Бреа, то она не может быть той женщиной, которую
вы подобрали, возвращаясь из загородного клуба?
– Верно. Если бы я увидел ту женщину снова, я бы узнал ее…
точно так же, как узнал ее на опознании… только, может быть, когда я увидел ее
на Ла-Бреа… э-э… ну, я не знаю…
– Вы знаете только, что видели эту женщину третьего июня или
днем, или вечером? – спросил Мейсон.
– Да.
– Но видели ее в тот день только раз?
– Женщину, которую я посадил в свою машину по дороге из
загородного клуба, я в тот день видел только раз, в этом я уверен.
– У меня все, – сказал Мейсон.
– Вопросов нет, – сказал Гамильтон Бергер раздраженно.
– Есть еще свидетельства, мистер Бергер? – спросил судья
Хойт.
Прокурор ответил:
– Видите ли, ваша честь, я абсолютно уверен, что револьвер,
фигурирующий в деле как вещественное доказательство, был приобретен мужем
подозреваемой – мистером Энрайтом Харланом. Но в данный момент я не могу этого
доказать.
– Можно поинтересоваться, почему? – спросил судья.
– Кто-то записал имя Энрайта Харлана в регистрационный
список покупок огнестрельного оружия и в квитанцию о продаже, но установлено,
что это не почерк мистера Харлана. Есть подозрение, что это женский почерк.
– Это почерк миссис Харлан? – спросил судья Хойт.
– Нет, ваша честь. К сожалению, это не ее почерк. Очевидно,
какая-то другая женщина вписала имя Энрайта Харлана. Продавец же в настоящий
момент не может припомнить всех обстоятельств покупки.
– Можете вы показать, чей это был револьвер?
– Единственный путь установления собственника – это
показания мужа подзащитной. А против этого, разумеется, тут же будет выдвинут
законный протест, ибо в подобных делах муж не может давать показаний против
жены без ее на то согласия.
– Да-да, – сказал судья Хойт, нахмурившись.
– Думаю, всем очевидно, что здесь произошло, – гнул свою
линию прокурор. – Мы стали свидетелями приведения в действие плана,
разработанного с целью запутать свидетеля. Я полагаю, суду следует пристально
взглянуть на это дело. Я считаю, имел место факт неуважения к суду.
– Не вижу, как можно выдвинуть здесь такое обвинение, –
проворчал Хойт. – Но вполне возможно, что Ассоциация адвокатов заинтересуется.
И судья бросил взгляд на Перри Мейcона.
– Почему? – с простодушным видом спросил Мейсон.
Лицо судьи помрачнело.
– Вам лучше знать, почему, – сказал он. – Если ваше
знакомство с профессиональной этикой столь поверхностно, что вы без моих
объяснений не понимаете, то вам следует серьезно заняться изучением этой самой
этики.
– Я изучал ее, – заверил Мейсон. – В мои обязанности входит
перекрестный допрос свидетеля. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы
установить достоверность воспоминаний свидетеля. Если бы свидетель был
абсолютно уверен, что женщина, севшая в его машину по дороге из клуба, была моя
подзащитная, и если бы подзащитная снова села в его такси вечером того же дня,
то он мгновенно ее вспомнил бы и сказал: «Добрый вечер, мэм. Вы уже сегодня
ехали в моей машине…»
– Но ее не было в тот день в этой машине второй раз, – заявил
Гамильтон Бергер. – Адвокат, подготавливая свой хитроумный план, не мог пойти
на такой риск. В этом-то вся подлость. Он заставил какую-то другую женщину
нанять именно это такси, чтобы получить квитанцию, которую позже передали
подозреваемой.
– Ваше утверждение следует рассматривать как обвинение? –
спросил Мейсон.
– Да, я выдвигаю такое обвинение.
– И вы готовы утверждать перед судом, что моей подзащитной
не было в этом такси вечером третьего июня? Мы говорим об этике, мистер
окружной прокурор, не так ли? Мы ведь в суде.
– Эй-эй, – закричал прокурор, – я знаю только то, что сказал
свидетель!
– Свидетель сказал, что он не уверен. А теперь не желаете ли
вы заявить суду, что вы уверены в этом?
– Не собираетесь ли вы допрашивать меня? – рявкнул Гамильтон
Бергер.
– Если вы будете излагать суду какие-то факты, то я со всей
определенностью буду допрашивать вас, – заявил Мейсон.
– Ну-ну, джентльмены! – воскликнул судья Хойт. – Ситуация
развивается в направлении, которое не нравится суду. Причем развивается очень
быстро.
– Все хорошо, – сказал Мейсон, – но я не намерен выслушивать
обвинения в непрофессиональном поведении. Если бы я готовил обвинительное
заключение и если бы мне на глаза попалась квитанция с номером рейса 984, то я
уж точно проверил бы все обстоятельства, касающиеся этого рейса, до слушания в
суде.
– Да, – сказал судья Хойт. – Думаю, окружной прокурор должен
согласиться, что вся ситуация возникла из-за недоработок, имеющихся в деле. Вынужден
признать, что это весьма щекотливое положение, когда в дело в качестве
вещественного доказательства заносится квитанция, имеющая отношение к
совершенно другому рейсу.
– Ну сами посудите, – пробурчал Гамильтон Бергер, – дата та
же, номер такси тот же, сумма та же… Кто бы мог подумать?
– Вот именно, – сказал судья Хойт. – Поэтому суд, с учетом
всех обстоятельств, считает, что надлежит выяснить со всей полнотой и
определенностью, о каком рейсе все-таки идет речь.
Гамильтон Бергер начал было что-то говорить, но, видимо,
передумал.
– Если бы этот свидетель, – сказал Мейсон, – говорил правду,
если бы он со всей определенностью запомнил лицо моей подзащитной, ничто не
смогло бы сбить его с толку. А если он позволил сбить себя с толку, то лишь
потому, что отнюдь не так хорошо запомнил ее лицо, как того хотелось бы
властям, проводившим опознание.
– Этот вывод, – сказал судья Хойт, – к сожалению, неизбежен.
Независимо от того, как это произошло, мистер прокурор, вы должны признать, что
свидетельство безнадежно испорчено. Вряд ли вам удастся использовать этого
свидетеля перед судом присяжных.
