Его возбуждение передалось секретарше. Она сорвала кожаный
футляр с пишущей машинки и вставила лист бумаги. Ее пальцы запорхали над
клавишами.
Мейсон с выражением крайней сосредоточенности на лице
продолжал расхаживать по комнате. Внезапно он схватил телефонную трубку, набрал
номер Пола Дрейка и сказал:
– Пол, добудь где-нибудь четырехколесную тележку из тех, на
которых коридорные в гостиницах развозят багаж. Сними колеса, удали с осей всю
смазку, а вместо нее нанеси канифоль или что-нибудь вроде того. Мне надо, чтобы
каждое колесо не просто скрипело, а визжало так, чтобы небесам было тошно.
Потом нагрузи тележку какими-нибудь картонками, обязательно положи табуретку и
добавь пару сотен фунтов всяких гаек, болтов и прочих железок. Накрой все это
дерюгой и будь готов по моему сигналу закатить тележку в зал суда во время
завтрашнего заседания. Не спрашивай, зачем. Просто подготовь все, как я сказал.
Мейсон широко улыбался, когда вешал трубку.
Глава 16
Судья Сидгвик с явным неодобрением обвел взглядом битком
набитый зал судебных заседаний.
Один из газетных обозревателей дал в вечернем выпуске анализ
стратегии Перри Мейсона в деле «Народ штата Калифорния против Сибил Харлан».
Анализ был так интересен и так удручающе точен, что жаждущие сенсаций зеваки
слетелись как мухи на мед.
Обозреватель подчеркнул, что у Перри Мейсона, без всяких
сомнений, припрятан туз в рукаве. Он также указал, что адвокат вовсе не уверен,
что окружной прокурор не сможет этого туза побить. Поэтому Мейсон, в порядке
усиления своей единственной линии, сознательно игнорирует оставшуюся часть
дела.
Если бы у защиты вовсе не было никаких серьезных аргументов,
подчеркивал обозреватель, то ей ничего не оставалось бы делать, как выдвигать
всевозможные возражения и прибегать к прочим чисто техническим уловкам в
отчаянной попытке хоть как-то смягчить удары обвинения.
Далее обозреватель рассказал, что фигурирующее в деле здание
– место убийства – превратилось в настоящий стрелковый полигон. Полиция
проводила следственные эксперименты со стрельбой, окружной прокурор проводил
следственные эксперименты со стрельбой, и ходили слухи, что даже Перри Мейсон,
как представитель обвиняемой, проверяя некоторые аспекты дела, прикупил коробку
холостых патронов. Прямых свидетельств относительно того, как он их
использовал, конечно же, не было, но читатели и сами могли обо всем догадаться.
То, сработает ли туз-в-рукаве защиты, зависит не столько от
собранной адвокатом информации, сколько от того, сможет ли он искусно провести
перекрестный допрос последнего свидетеля обвинения. Им является Езекия Элкинс.
Мейсон заманил прокурора в такое положение, что Элкинс закончил давать
показания на прямом допросе как раз к перерыву, так что адвокат сможет начать
свой обещающий быть весьма интересным перекрестный допрос с утра пораньше.
Была, конечно, возможность, указывал обозреватель, что
Мейсон намеревается вызвать для дальнейшего перекрестного допроса кого-нибудь
из других свидетелей обвинения. Этой стратегией часто пользуются адвокаты. Но
ввиду того, что защита не выдвигала никаких возражений и не злоупотребляла
своим правом на перекрестный допрос, такая вероятность невелика.
Таково было мнение опытного обозревателя,
специализирующегося на судебной хронике.
На утреннем заседании суд быстро покончил с предварительными
процедурами, после чего судья Сидгвик грозно засверкал глазами, глядя в
переполненный зал.
– Суд считает должным напомнить присутствующим, – заявил он,
– что здесь дом правосудия, а не театр. Суд не потерпит чрезмерных проявлений
эмоций. При малейшем нарушении зал будет немедленно очищен. А теперь, мистер Мейсон,
– обратился судья к адвокату, – вы можете приступить к перекрестному допросу
свидетеля Езекии Элкинса. Мистер Элкинс, прошу вас занять свидетельское место.
Элкинс устроился поудобнее в кресле свидетеля и глянул на
Мейсона спокойными холодными глазами. Он, конечно, прочел статью обозревателя,
знал, что его ожидает, и всем своим видом показывал, что готов ко всему.
Мейсон поднялся, чтобы начать допрос.
– Вы были деловым партнером покойного Джорджа Латтса?
– Да.
– Вы входите в состав совета директоров «Силван Глэйд
Девелопмент Компани»?
– Да.
– Вы присутствовали на заседании совета директоров третьего
июня сего года?
– Да.
– На этом собрании мистер Латтс объявил, что он продал свой
пай?
– Да.
– Между директорами было соглашение, что в случае, если
кто-нибудь из них задумает продать свои акции, он сначала должен предоставить
возможность выкупить эти акции другим директорам?
– Да.
– Но это соглашение не было зафиксировано в письменном виде?
– Не было.
– Вы возмущались тем фактом, что мистер Латтс продал свой
пай в нарушение этого соглашения?
– Нет.
– Разве вы не сказали на совете директоров, что это, по
вашему мнению, нарушение соглашения?
– Сказал.
– Но вы этим не возмущались?
– Нет.
Мейсон улыбнулся.
– Вы закончили давать свои прямые показания вчера?
– Да.
– Где вы провели эту ночь?
– Ваша честь! – воскликнул Гамильтон Бергер. – Это нарушение
правил ведения перекрестного допроса. Задаются несущественные, не имеющие
отношения к делу вопросы. Это попытка вторгнуться в личную жизнь свидетеля!
– Поддерживаю, – бросил судья Сидгвик.
– Общались ли вы прошлой ночью с окружным прокурором в
течение нескольких часов? – переформулировал вопрос Мейсон.
Сидгвик посмотрел на прокурора.
– Ваша честь, ваша честь! – закричал прокурор Бергер. –
Вопрос несущественный, не имеющий отношения к делу. Допрос проводится с
нарушением правил. Если защите это интересно, то я могу признать, что
действительно прошлой ночью имел беседу с мистером Элкинсом. Он уже закончил
свои показания на прямом допросе, и я хотел прояснить кое-какие детали. Нет
ничего противозаконного в том, что окружной прокурор проводит беседу со своим
свидетелем.
Мейсон сказал:
– Я почтительно указываю, ваша честь, что возражение
окружного прокурора было сделано не в интересах дела, а лишь с целью произвести
хорошее впечатление на присяжных.
– Я возмущен этим заявлением! – вставил Гамильтон Бергер.
