Испанец, землисто-бледный, со вздувшейся на лбу шишкой — там,
где его поразила рукоять пистолета, — сидел на ларе в красивой просторной каюте
и, хотя руки его были связаны, пытался сохранить надменность, приличествующую
кастильскому гранду в присутствии наглого морского разбойника. Но Истерлинг
свирепо пригрозил развязать ему язык с помощью самого незамысловатого средства,
именуемого пыткой, после чего дон Ильдефонсо, поняв, что сопротивление
бессмысленно, начал угрюмо отвечать на вопросы пирата. Его ответы, как и
дальнейшее обследование корабля, показали Истерлингу, что ценность захваченной
им добычи превосходила самые смелые его мечты.
В руки этого пирата, в последнее время совсем не знавшего
удачи, попало одно из тех сокровищ, о которых мечтали все морские бродяги со
времён Фрэнсиса Дрейка. Галион «Санта-Барбара» вышел из Порто-Белло,
нагруженный золотом и серебром, доставленным через перешеек из Панамы.
Галион покинул гавань под охраной трёх военных кораблей и
намеревался зайти в Санто-Доминго, чтобы пополнить запасы провианта, перед тем
как плыть к берегам Испании. Но ураган, разбушевавшийся над Карибским морем,
разлучил галион с его охраной и загнал с повреждённой грот-мачтой в пролив
Мона. Теперь он возвращался назад в Санто-Доминго, надеясь встретиться там со
своими спутниками или дождаться другого каравана, идущего в Испанию.
Когда горевшие алчностью глаза Истерлинга увидели слитки в
трюме «Санта-Барбары», он оценил это сокровище примерно в два — два с половиной
миллиона реалов. Подобная добыча может попасть в руки пирата лишь раз в жизни;
теперь и он и его команда должны были стать состоятельными людьми.
Однако владение богатством всегда чревато тревогой, и
Истерлинг думал сейчас только о том, как бы поскорее доставить свою добычу в
безопасное место, на Тортугу.
Он перевёл с «Бонавентуры» на галион призовую команду в
сорок человек и, будучи не в силах расстаться со своим сокровищем, сам перешёл
туда вместе с ними. Затем, наспех устранив повреждения, оба корабля повернули
обратно. Двигались они медленно, так как шли против ветра, а галион к тому же
почти утратил ходкость, и давно уже миновал полдень, когда они вновь увидели на
траверсе мыс Рафаэль. Истерлинга тревожила такая близость Эспаньолы, и он
собрался было отойти подальше от берега, когда с марса «Санта-Барбары» донёсся
крик, и вскоре уже все они заметили то же, что и дозорный.
Не далее как в двух милях от них огромный красный корабль
огибал мыс Рафаэль и шёл прямо на них под всеми парусами. Истерлинг, не веря
своим глазам, схватил подзорную трубу; сомнений быть не могло, хотя это и
казалось невероятным: перед ним был «Синко Льягас» — корабль, за которым он
гнался и в спешке, по-видимому, перегнал.
На самом же деле «Синко Льягас» был захвачен бурей вблизи
Саманы, и его шкипер, Джереми Питт, укрывшись там за мысом, в безопасном
убежище переждал бурю, а затем поплыл дальше.
Истерлинг не стал гадать, каким образом «Синко Льягас» так
неожиданно появился перед ним, а просто счёл это знаком, подтверждавшим, что
фортуна, столь немилостивая к нему прежде, теперь решила осыпать его дарами.
Ведь если ему удастся завладеть этим могучим красным кораблём и перенести на
него сокровища «Санта-Барбары», он сможет, ничего не опасаясь, немедленно
возвратиться на Тортугу.
Нападая на судно, столь хорошо вооружённое, как «Синко
Льягас», но обладающее малочисленной командой, разумнее всего было идти прямо
на абордаж, и капитану Истерлингу казалось, что для более ходкого и
поворотливого «Бонавентуры» это не составит труда, тем более что себя он считал
опытным моряком, а своего противника — тупоголовым невеждой в морском деле,
презренным докторишкой.
Поэтому Истерлинг просигналил Чарду о своих намерениях, и
Чард, жаждавший свести счёты с человеком, который уже однажды посмел одурачить
их всех, проскользнув ужом у них между пальцами, сделал крутой поворот и
приказал своим людям готовиться к бою.
Питт вызвал из каюты капитана Блада, тот поднялся на ют и
принялся наблюдать в подзорную трубу за приготовлениями на борту своего старого
приятеля — «Бонавентуры». Смысл их стал ему тут же ясен. Конечно, он был
морским врачом, но вовсе не таким уж тупоголовым невеждой, каким опрометчиво
назвал его Истерлинг. Его служба во флоте де Ритёра в те ранние бурные дни,
когда он не слишком усердно занимался медициной, помогла ему постичь тактику
морских сражений так основательно, как и не снилось Истерлингу. И теперь он был
спокоен. Он покажет этим пиратам, что уроки, преподанные великим флотоводцем,
не пропали даром.
Если «Бонавентура» мог рассчитывать на победу, только пойдя
на абордаж, то «Синко Льягас» должен был полагаться лишь на свои пушки. Ведь,
располагая всего двадцатью способными драться людьми, Блад не мог надеяться на
благоприятный исход схватки с противником, который, по его расчётам,
десятикратно превосходил их численностью. Поэтому он приказал Питту привести
корабль как можно ближе к ветру, чтобы затем поставить его против борта
«Бонавентуры». На батарейную палубу он послал Огла, бывшего канонира
королевского флота, отдав под его начало всю команду, кроме шестерых человек,
которым предстояло управлять парусами.
Чард немедленно догадался, что он задумал, и выругался
сквозь зубы — ветер благоприятствовал этому манёвру Блада. Кроме того, у Чарда
были связаны руки — ведь он хотел захватить «Синко Льягас» целым и невредимым,
а следовательно, не мог, прежде чем взять его на абордаж, предварительно
расстрелять из пушек. К тому же он отлично понимал, что грозит «Бонавентуре»,
если на «Синко Льягас» сумеют правильно использовать свои дальнобойные
крупнокалиберные пушки. А судя по всему, кто бы сейчас ни командовал этим кораблём,
ему нельзя отказать ни в умении, ни в решительности.
Тем временем расстояние между кораблями быстро сокращалось,
и Чард понял, что должен немедленно что-то предпринять, иначе «Синко Льягас»
подойдёт на пушечный выстрел со стороны его правого борта. Держать ещё круче к
ветру он не мог и поэтому повернул на юго-восток, намереваясь описать широкий
круг и приблизиться к «Синко Льягас» с наветренной стороны.
Истерлинг наблюдал за этим манёвром с палубы «Санта-Барбары»
и, не поняв, в чём дело, выругал Чарда дураком. Он принялся осыпать его ещё
более свирепыми ругательствами, когда увидел, что «Синко Льягас» внезапно
сделал левый поворот, словно намереваясь преследовать «Бонавентуру». Чард,
однако, только обрадовался этому манёвру и, обрасопив паруса, позволил
противнику приблизиться. Затем, вновь забрав ветер всеми парусами,
«Бонавентура» галсом бакштаг помчался вперёд, намереваясь описать задуманный
круг.
Блад догадался о его намерении и, в свою очередь обрасопив
паруса, занял такую позицию, что «Бонавентура», поворачивая на север, неминуемо
должен был подставить ему свой борт на расстоянии выстрела его тяжёлых орудий.
Чтобы избежать этого, Чард был вынужден снова идти на юг.
