Шёл слух, что Питер Блад хочет вернуться к профессии врача и
потому решил вместе с большинством своих сподвижников при первой возможности
отвести корабль обратно в Европу. Лишь кое-кто из самых отчаянных головорезов,
неразлучных с морем, выразили желание остаться здесь и примкнуть к «береговому
братству».
Вот что услышал Истерлинг на рыночной площади, позади мола,
пока его острый взгляд продолжал рассматривать и изучать большой красный
корабль.
Будь у него такой корабль, каких бы дел мог он натворить!
Перед глазами Истерлинга поплыли видения. Слава Генри Моргана, под командой
которого он когда-то плавал и который посвятил его в науку пиратства, померкла
бы перед его славой! Несчастные беглые каторжники, надо полагать, будут только
рады продать ему этот корабль, уже сослуживший им свою службу, и, верно, не
заломят за него слишком высокой цены. Хватит с них и груза какао, спрятанного в
трюме «Бонавентуры».
Капитан Истерлинг погладил свою чёрную курчавую бороду и
улыбнулся. У него-то сразу хватило смекалки сообразить, какие возможности
таятся в этом корабле, который уже месяц, как стоит здесь на причале у всех на
виду. Так, значит, ему и поживиться, раз он оказался умнее всех.
И он побрёл через весь город мимо невзрачных домишек, по запорошённой
коралловой пылью дороге — такой ослепительно-белой под ярким солнцем, что глаз
человека невольно старался отдохнуть на пятнах тени, ложившихся на дорогу от
росших по сторонам её чахлых пальм.
Он так спешил к своей цели, что прошёл мимо таверны «У
французского короля», не обратив внимания на тех, кто окликал его с порога, и
не зашёл выпить стакан вина с весёлой и шумной пиратской братией, разодетой
причудливо и пёстро. Дело влекло его в этот утренний час к господину д'Ожерону,
почтенному, любезному губернатору Тортуги, представлявшему в своём лице и
французскую Вест-Индскую компанию, и тем самым как бы и саму Францию и с
достоинством высокого сановника обделывавшему дела сомнительной честности, но
несомненной прибыточности для компании.
В красивом белом доме с зелёными ставнями, уютно укрывшемся
среди ароматных перечных деревьев и душистых кустарников, губернатор —
худощавый, элегантно одетый француз, принёсший в дикие просторы Тортуги отзвук
непринуждённой галантности Версаля, — оказал капитану Истерлингу
церемонно-дружелюбный приём.
Шагнув из слепящей белизны улицы в прохладу просторной
комнаты, куда свет проникал лишь сквозь узкие щели между планками закрытых
ставен, капитан Истерлинг в первое мгновение погрузился, как ему показалось, в
кромешную тьму, и лишь постепенно глаза его освоились с полумраком.
Губернатор предложил ему сесть и приготовился его выслушать.
Что касалось груза какао, то этот вопрос не встретил никаких
затруднений. Господина д'Ожерона ни в коей мере не интересовало, откуда взялся
этот груз. Впрочем, он не питал на этот счёт никаких иллюзий, что явствовало из
цены, за которую он готов был этот груз приобрести. Он предложил примерно
половину нормальной рыночной стоимости. Губернатор д'Ожерон весьма
добросовестно соблюдал интересы французской Вест-Индской компании.
Истерлинг сделал безуспешную попытку поторговаться, поворчал
немного, уступил и перешёл к главному вопросу. Он заявил о своём желании
приобрести испанское судно, стоящее в гавани на якоре. Не согласится ли
господин д'Ожерон купить это судно от его имени у беглых каторжников, которые,
как известно, сейчас им владеют?
Господин д'Ожерон ответил не сразу.
— Но быть может, — сказал он, подумав, — они не захотят его
продать.
— Не захотят продать? Помилуй бог, зачем этим несчастным
оборванцам такой корабль?
— Я лишь высказываю предположение, что и такая возможность
не исключена, — заметил д'Ожерон. — Зайдите ко мне сегодня вечером, и я дам вам
ответ.
Капитан Истерлинг повторил свой визит, как ему было
предложено, и застал д'Ожерона не одного. Когда губернатор встал, приветствуя
своего гостя, следом за ним поднялся высокий худощавый мужчина лет тридцати с
небольшим; на смуглом, как у цыгана, гладко выбритом лице его невольно
приковывали к себе внимание синие глаза, смотревшие твёрдо и проницательно.
Если господин д'Ожерон манерами и платьем заставлял вспомнить Версаль, то его
гость невольно приводил на память Аламеду
[2]. На нём был дорогой чёрный костюм
испанского покроя, украшенный серебряной пеной пышных кружевных манжет и жабо,
и чёрный парик с локонами до плеч.
Господин д'Ожерон представил незнакомца:
— Вот, капитан, это мистер Питер Блад — он сам ответит на
ваш вопрос.
Истерлинг был сильно обескуражен — так не вязалась внешность
этого человека с тем обликом, который он заранее себе нарисовал. Капитан
подумал было, что все эти красивые испанские одежды украдены, надо полагать, у бывшего
командира «Синко Льягас», но тут этот необыкновенный беглый каторжник отвесил
ему поклон с изысканной грацией придворного. Однако капитан Истерлинг припомнил
ещё кое-что.
— Ага! Как же, знаю, вы — доктор! — сказал он и рассмеялся,
несколько не к месту.
Питер Блад заговорил. У него был красивый голос; чуть
металлические нотки его смягчались ирландским акцентом. Однако его слова лишь
пробудили нетерпеливое раздражение капитана Истерлинга — оказывается, продажа
«Синко Льягас» не входила в намерения мистера Блада.
Пират принял угрожающую позу: он стоял перед элегантным
Питером Бладом — огромный, волосатый, свирепый, в грубой рубахе и кожаных
штанах, в жёлто-красном цветастом платке, стянутом узлом на коротко остриженной
голове. Вызывающим тоном он потребовал у Блада объяснений; по какой причине
хочет он удержать в своих руках корабль, который совершенно не нужен ни ему, ни
другим беглым каторжникам, его дружкам.
Ответ Питера Блада прозвучал вежливо и мягко, что лишь
усилило презрительное отношение к нему Истерлинга. Мистер Блад готов был
заверить капитана Истерлинга, что его предположение несколько ошибочно. Вполне
возможно, что беглецы с Барбадоса захотят использовать это судно, чтобы
вернуться на нём в Европу — во Францию или в Голландию.
— Быть может, мы не совсем те, за кого вы нас принимаете,
капитан. Один из моих товарищей — опытный шкипер, а трое других несли различную
службу в английском королевском флоте.
— Ба! — Вся мера презрения Истерлинга выразилась в этом
громогласном восклицании. — Вы что, спятили? Это опасная штука — плавать по
морю, приятель. А если вас схватят? Такое ведь тоже может случиться! Что вы
будете тогда делать с вашей жалкой командой? Об этом вы подумали?
Но Питер Блад был всё так же спокоен и невозмутим.
