Помощники Блада задумались, в глазах их промелькнуло
сомнение. Впрочем, Питт всё ещё оставался при своём мнении.
— У него нет другого выхода, и он верит в нашу честность,
знает, что мы не обманем.
Питер Блад посмотрел на него с усмешкой.
— Не думаю, чтобы человек с такими глазами, как у этого
Истерлинга, мог верить во что-нибудь, кроме захвата. Если он действительно
хочет спрятать своё сокровище на нашем корабле (а тут, мне кажется, он не
врёт), то это значит, что он намерен завладеть и самим кораблём. Поверит он
нам, как же! Разве может подобный человек, для которого не существует понятия
чести, поверить, что мы не ускользнём от него однажды ночью, после того как
примем его сокровища на борт, или даже попросту не потопим его шлюп, обстреляв
его из наших орудий? Ты мне смешон, Джереми, со своими рассуждениями о чести.
Однако и Хагторпу ещё не всё было ясно.
— Ладно. Тогда зачем понадобилось ему искать этого союза с
нами?
— Да он же сам сказал зачем. Ему нужен наш корабль! То ли
для перевозки сокровища, если оно действительно существует, то ли ещё зачем-то.
Ведь он же пытался сначала купить у нас «Синко Льягас». Да, корабль ему нужен,
это совершенно очевидно. А вот мы ему не нужны, и он постарается как можно
быстрее от нас избавиться, можете не сомневаться.
И всё же перспектива участвовать в дележе моргановского
клада была, как заметил Питер Блад, весьма заманчива, и его товарищам очень не
хотелось отвергнуть предложение Истерлинга. Стремясь к влекущей их цели, люди
часто готовы идти на риск, готовы поверить в возможность удачи. Так было и с
Хагторпом, и с Питтом, и с Дайком. Они решили, что Блад предубеждён, что его
восстановил против Истерлинга губернатор д'Ожерон, а тот мог при этом
преследовать какие-то свои цели. Почему бы, во всяком случае, не пообедать с
Истерлингом и не послушать, какие условия он предложит?
— А вы уверены, что он не отравит нас? — спросил Блад.
Ну, уж это он в своей подозрительности хватил через край.
Товарищи прямо-таки подняли его на смех. Как это Истерлинг может их отравить,
когда он сам будет пить и есть вместе с ними? Да и чего он этим достигнет?
Разве это поможет ему завладеть «Синко Льягас»?
— Разумеется! Поднимется на борт с шайкой своих головорезов
и захватит наших ребят, оставшихся без командиров, врасплох.
— Что, что? — вскричал Хагторп. — Здесь, на Тортуге? В этой
пиратской гавани? Полно, полно, Питер! Есть же свои понятия чести даже у воров,
думается мне.
— Ты волен, конечно, рассуждать так. Я же склонен думать
совсем обратное. Меня как будто бы ещё никто не считал боязливым, однако я
предостерёг бы вас всех от такого опрометчивого шага.
Однако мнение большинства было против него. Вся команда
загорелась желанием участвовать в походе, когда ей сообщили о том, какое было
сделано предложение.
И на другой день, как только пробило восемь склянок, капитан
Блад в сопровождении Хагторпа, Питта и Дайка должен был волей-неволей подняться
на борт «Бонавентуры». Волверстона оставили наблюдать за порядком на «Синко
Льягас».
Истерлинг, окружённый толпой своих головорезов, шумно
приветствовал гостей. Вся его команда была на корабле. Больше полутораста
пиратов расположились на шкафуте, на полубаке и на корме — все до единого с
оружием за поясом. Питер Блад мог бы и не обращать внимания своих спутников на
эту странность: зачем пираты забрались на корабль, вместо того чтобы, как
повелось, сидеть себе в тавернах на берегу? Все трое товарищей Блада уже и сами
отметили про себя это подозрительное обстоятельство. Не укрылись от них и
ядовитые ухмылочки этих негодяев, и у каждого мелькнула мысль, не был ли, в
конце концов, прав Питер Блад в своих опасениях и не попались ли они в западню.
Но отступать было поздно. На полуюте, возле трапа, ведущего
в каюту, стоял капитан Истерлинг, встречая гостей.
Питер Блад приостановился на мгновение и поглядел на ясное
голубое небо и верхушки мачт, над которыми кружили чайки. Потом перевёл взгляд
на серую твердыню форта, утопавшую в жарком мареве на вершине скалы, на мол,
пустынный в эти часы полуденного зноя, и, наконец, на большой красный корабль,
мощный и величественный, отражённый в сверкающей глади залива. Его товарищам
показалось, что он словно бы ищет, с какой стороны может прийти к ним помощь в
случае нужды… Затем по приглашению Истерлинга Питер Блад ступил на полутёмный
трап, и его товарищи последовали за ним.
Каюта, как и весь корабль, запущенный и грязный, ни в коей
мере не походила на капитанскую каюту «Синко Льягас». Потолок был так низок,
что рослые Блад и Хагторп едва не касались его головой. Столь же убога была и
обстановка каюты: несколько ларей с брошенными на них подушками вокруг
простого, некрашеного стола, изрезанного ножами, давно не мытого. Невзирая на
распахнутые настежь кормовые окна, воздух в каюте был спёртым и удушливым:
пахло канатами, затхлой трюмной водой.
Обед соответствовал обстановке. Свинина была пережарена,
овощи переварены, и деликатный желудок мистера Блада положительно отказывался
принимать эту с отвращением проглоченную пищу.
Под стать всему остальному была и приглашённая Истерлингом
компания. С полдюжины головорезов изображали его почётную гвардию. Команда
избрала их, заявил Истерлинг, чтобы они выработали и подписали соглашение от
лица всех прочих. Помимо них, здесь было ещё одно лицо — молодой француз, по
имени Жуанвиль, секретарь губернатора д'Ожерона, присланный последним, дабы
придать сделке законность. Если присутствие этого довольно никчёмного субъекта
с бесцветными глазками должно было в какой-то мере усыпить подозрения мистера
Блада, то следует сказать, что оно только сильнее его насторожило.
Тесная каюта была заполнена до отказа. Гвардия Истерлинга
расположилась за столом так, что гости с «Синко Льягас» оказались
разъединёнными. Питер Блад и капитан «Бонавентуры» уселись на противоположных
концах стола.
К делу приступили, как только с обедом было покончено, и
прислуживавший за столом негр удалился. Пока же длилась трапеза, пираты
веселились на свой лад, отпуская солёные шутки, видимо претендующие на
остроумие. Наконец на столе не осталось ничего, кроме бутылок, чернильницы,
перьев и двух листов бумаги — одного перед Истерлингом, другого перед Питером
Бладом, — и капитан «Бонавентуры» изложил свои условия, впервые позволив себе
назвать капитаном и своего гостя. Без лишних слов он тут же объявил Бладу, что
запрошенную им одну пятую долю добычи команда «Бонавентуры» признала
непомерной.
Питер Блад оживился.
— Давайте поставим точку над «и», капитан. Вы, по-видимому,
хотите сказать, что ваша команда не согласна на мои условия?
— А как же ещё иначе можно меня понять?
