— Мы напрасно теряем время, — прервал его Блад. — А сейчас,
поверьте мне, каждая секунда дорога. Пожалуй, вам следует уразуметь положение
вещей. Огл получил от меня приказ: если спустя десять минут после этого салюта
я вместе с моими товарищами не покину палубы «Бонавентуры», ему надлежит
проделать хорошую круглую дыру в вашем полубаке на уровне ватерлинии и ещё
столько дыр, сколько потребуется, чтобы пустить ваш корабль ко дну. А
потребуется не так уж много. У Огла поразительно точный прицел. Он отлично зарекомендовал
себя во время службы в королевском флоте. Я, кажется, уже рассказывал вам об
этом.
Снова на мгновение воцарилась тишина, и на этот раз её
нарушил мосье Жуанвиль:
— Я здесь совершенно ни при чём!
— Заткни свою писклявую глотку, ты, французская крыса! —
заревел взбешённый Истерлинг. Продолжая размахивать пистолетом, он обратил свою
ярость на Блада: — А ты, жалкий лекаришка!.. Ты, учёный навозный жук! Ты бы
лучше орудовал своими банками и пиявками, как я тебе советовал!
Было ясно, что он не остановится перед убийством. Но Блад
оказался проворнее. Прежде чем кто-либо успел разгадать его намерения, он
схватил стоявшую перед ним бутылку канарского вина и хватил ею капитана
Истерлинга по голове.
Капитан «Бонавентуры» отлетел к переборке. Питер Блад
сопроводил его полёт лёгким поклоном.
— Сожалею, — сказал он, — что у меня не оказалось под рукой
ни банок, ни пиявок, но, как видите, кровопускание можно произвести и с помощью
бутылки.
Потеряв сознание, Истерлинг грузно осел на пол возле переборки.
Повскакав с мест, пираты надвинулись на капитана Блада. Раздались хриплые
выкрики, кто-то схватил его за плечо. Но его звучный голос перекрыл шум:
— Берегитесь! Время истекает. Десять минут уже прошло, и
либо я и мои товарищи покинем сейчас ваше судно, либо мы все вместе пойдём на
дно.
— Во имя всего святого подумайте, что вы делаете! — вскричал
Жуанвиль, бросаясь к двери.
Однако один из пиратов, человек практической складки, уже
успел, как видно, кое о чём подумать и, схватив Жуанвиля за шиворот, отшвырнул
его в сторону.
— Ну, ты! — крикнул он капитану Бладу. — Лезь на палубу и
забирай с собой остальных. Да поживее! Мы не хотим, чтобы нас тут потопили, как
крыс!
Все четверо поднялись, как им было предложено, на палубу.
Вслед им полетели проклятия и угрозы.
Пираты, остававшиеся на палубе, не были, по-видимому,
посвящены в намерения Истерлинга, а, быть может, подчинялись отданному кем-то
приказу, но, так или иначе, они не препятствовали капитану Бладу и его
товарищам покинуть корабль.
В шлюпке, на полпути к кораблю, к Хагторпу вернулся дар
речи:
— Клянусь спасением души, Питер, я уже подумал было, что нам
крышка.
— Да и я, — с жаром подхватил Питт. — Что ни говори, они
могли разделаться с нами в два счёта. — Он повернулся к Питеру Бладу, сидевшему
на корме: — Ну, а если бы по какой-нибудь причине нам не удалось выбраться
оттуда за эти десять минут и Огл и вправду принялся бы палить, что тогда?
— О, — сказал Питер Блад, — главная-то опасность в том и
заключалась, что он вовсе не собирался палить.
— Как так, ты же это приказал!
— Да, вот как раз это я и забыл сделать. Я сказал ему
только, чтобы он дал холостой выстрел, когда мы пробудем на «Бонавентуре» час.
Как бы ни обернулось дело, это всё равно нам не повредит, подумал я. И, клянусь
честью, кажется, не повредило. Фу, чёрт побери! — Блад снял шляпу и, словно не
замечая изумления своих спутников, вытер вспотевший лоб. — Ну и жара! Солнце
так и печёт.
Нежданная добыча
Капитан Блад любил повторять, что человека следует оценивать
не по его способностям задумывать великие предприятия, но по тому, как он умеет
распознать удобный случай и своевременно воспользоваться им.
Захватив великолепный испанский корабль «Синко Льягас», Блад
доказал, что обладает этими способностями, и подтвердил это ещё раз, разрушив
замыслы подлого пирата капитана Истерлинга, вознамеривавшегося завладеть этим
благородным судном. Однако после того как он сам и его корабль чудом избежали
гибели, стало ясно, что воды Тортуги для них опасны. В тот же день на шкафуте
был созван совет, и Блад изложил на нём следующую простую философию: когда на
человека нападают, ему надо либо драться, либо бежать.
— А поскольку мы не сможем драться, когда на нас нападут, а
нападут на нас обязательно, следовательно, нам остаётся только сыграть роль
трусов, хотя бы для того, чтобы остаться в живых и доказать свою храбрость
впоследствии.
Все с ним согласились. Однако если и было принято решение
немедля спасаться бегством, то, куда именно бежать, предстояло обдумать
позднее. Пока же необходимо было уйти подальше от Тортуги и от капитана
Истерлинга, в чьих коварных намерениях сомневаться больше не приходилось.
И вот в глухую полночь, звёздную, но безлунную
величественный фрегат, бывший некогда гордостью верфей Кадиса, бесшумно поднял
якорь и, ловя парусами попутный бриз, используя отлив, повернул в открытое
море. Если скрип кабестана, лязганье якорной цепи и визг блоков и выдали этот
манёвр Истерлингу, стоявшему на борту «Бонавентуры» в кабельтове от «Синко
Льягас», то помешать намерениям Блада он всё равно был не в силах.
По меньшей мере три четверти его разбойничьей команды
пьянствовало на берегу, и Истерлинг не мог идти на абордаж с пиратами,
остававшимися на корабле, хотя их и было вдвое больше, чем матросов на «Синко
Льягас». Впрочем, если бы даже все двести человек его команды находились на
борту, Истерлинг всё равно не сделал бы попытки воспрепятствовать отплытию
капитана Блада. Он уже попытался захватить «Синко Льягас» в водах Тортуги с
помощью хитрости, однако даже его дерзкая наглость отступила перед мыслью об
открытом насильственном захвате корабля в этом порту, тем более что губернатор
д'Ожерон был, по-видимому, дружески расположен к Бладу и его
товарищам-беглецам.
В открытом море дело будет обстоять иначе, а потом он такую
историю сочинит о том, как «Синко Льягас» попал к нему в руки, что никто в
Каноне не сумеет вывести его на чистую воду.
Итак, капитан Истерлинг позволил Питеру Бладу
беспрепятственно покинуть порт и был даже доволен его отплытием. Он не
торопился кинуться в погоню: излишняя спешка могла выдать его намерения.
Истерлинг готовился даже с некоторой медлительностью и поднял якорь лишь на
следующий день, ближе к вечеру. Он не сомневался, что сумеет правильно отгадать
направление, выбранное Бладом, а превосходство «Бонавентуры» в быстроходности
давало ему все основания полагать, что он догонит свою добычу прежде, чем Блад
успеет отойти достаточно далеко. Рассуждал он вполне логично. Ему было
известно, что на «Синко Льягас» припасов недостаточно для долгого плавания,
следовательно, Блад никак не мог направиться прямо в Европу.
