— Мы едем ко мне домой, в Тару, — быстро
заговорила Скарлетт. — Янки подходят. Ретт отвезет нас. Другого выхода
нет, Мелли.
Мелани попыталась кивнуть и показала на младенца. Скарлетт
взяла на руки крошечное тельце и завернула в мохнатую простыню. Ретт шагнул к
постели.
— Постараюсь не причинить вам боли, — сказал он
тихо, подтыкая под нее простыню. — Сможете вы обнять меня за шею?
Мелани подняла было руки, но они бессильно упали. Ретт
наклонился, просунул одну руку под плечи Мелани, другую — под колени и
осторожно поднял ее. Мелани не вскрикнула, но Скарлетт видела, как она закусила
губу и еще больше помертвела. Скарлетт высоко подняла лампу, освещая Ретту
дорогу, и тут рука Мелани сделала слабое движение в направлении стены.
— В чем дело? — мягко спросил Ретт.
— Пожалуйста, — прошептала Мелани, пытаясь указать
на что-то, — Чарльз.
Ретт внимательно поглядел на нее, думая, что она бредит, но
Скарлетт поняла и внутренне вскипела. Мелани хотела взять с собой дагерротипный
портрет Чарльза, висевший на стене под его саблей и пистолетом.
— Пожалуйста! — снова зашептала Мелани. — И
саблю.
— Хорошо, хорошо, — сказала Скарлетт и, посветив
Ретту, пока он осторожно спускался с лестницы, вернулась в спальню и сняла со
стены саблю и портупею с пистолетом в кобуре. Нести все это вместе с младенцем
и лампой было не очень-то с руки. Как похоже на Мелани: сама еле дышит, янки,
того и гляди, ворвутся в город, а у нее первая забота — о вещах Чарльза!
Снимая дагерротип со стены, Скарлетт скользнула взглядом по
лицу Чарльза. Его большие карие глаза смотрели на нее с портрета, и она
приостановилась на миг, с любопытством вглядываясь в его черты. Этот человек
был ее мужем и несколько ночей делил с ней ложе, и она родила ему ребенка с
таким же кротким взглядом больших карих глаз. И все же она почти не помнила его
лица.
Младенец у нее на, руках выпростал крошечные кулачки и
тихонько захныкал, и она наклонилась к нему. Впервые до ее сознания дошло, что
этот ребенок — сын Эшли, и внезапно со всей страстью; на какую еще было
способно ее истерзанное существо, она возжелала, чтобы это был ее ребенок — ее
ребенок и Эшли.
Присси вприпрыжку взбежала по лестнице. Скарлетт передала ей
младенца, и они стали торопливо спускаться одна за другой, а лампа отбрасывала
на стену их странно колеблющиеся тени. В холле Скарлетт увидела чепец, поспешно
нахлобучила его себе на голову и завязала ленты под подбородком. Этот траурный
чепец Мелани был не совсем впору Скарлетт, но припомнить, где ее собственная
шляпа, Скарлетт не могла.
Она вышла из дома, взяла лампу и спустилась с веранды,
стараясь, чтобы сабля не била ее по ноге. Мелани, вытянувшись, лежала на дне
повозки и рядом с ней — Уэйд и закутанный в простыню младенец. Присси забралась
в повозку и взяла младенца на руки.
Повозка была тесная, с низкими бортиками. Колеса как-то
странно кривились внутрь, и казалось, они вот вот соскочат с осей.
Скарлетт поглядела на лошадь, и сердце ее упало. Это было
жалкое, изнуренное создание. Лошадь стояла, низко свесив голову. Спина у нее
была стерта упряжью в кровь, и, услышав ее дыхание, Скарлетт подумала, что ни
одна здоровая лошадь так дышать не может.
— Не слишком шикарный выезд, да? — с усмешкой
заметил Ретт. — Как бы она не пала в оглоблях. Но ничего лучшего я
раздобыть не мог. Когда-нибудь я расскажу вам, слегка, конечно, все приукрасив,
где и как я ее украл и как в меня едва не всадили пулю. Только неизменная
преданность вам могла подвигнуть меня в моем почтенном возрасте сделаться
конокрадом, да к тому же польститься на эту клячу. Позвольте помочь вам
подняться в экипаж.
Он взял у нее лампу и поставил на землю. Козлы представляли
собой просто узкую доску, положенную поперек повозки. Ретт поднял Скарлетт на
руки и посадил на эту доску. Как чудесно быть мужчиной, да еще таким сильным,
как Ретт, подумала Скарлетт, оправляя юбки. Когда Ретт был рядом, она ничего не
боялась: ни пожаров, ни взрывов, ни янки.
Он взобрался на козлы рядом с ней и взял вожжи.
— Ох, постойте! — воскликнула она. — Я забыла
запереть парадную дверь.
Ретт расхохотался и хлестнул лошадь вожжой.
— Чему вы смеетесь?
— Смеюсь над вами — вы хотите преградить путь янки с
помощью замка? — сказал он, и лошадь медленно, неохотно тронулась с места.
Оставленная лампа продолжала гореть, отбрасывая на землю желтое пятно света,
которое все уменьшалось и уменьшалось по мере того, как их повозка удалялась от
дома.
Ретт гнал по Персиковой улице на запад свою заморенную
клячу: повозку немилосердно трясло на колдобинах, и у Мелани порой вырывались
сдавленные стоны. Темные, молчаливые дома маячили где-то по обеим сторонам
улицы, темные ветви деревьев сплетались над головой. Светлые столбы изгородей,
словно могильные надгробья, неясно белея, выступали из темноты. Узкая улица
казалась уходящим во мрак туннелем, но сквозь густой лиственный шатер над
головой просвечивали грозные багровые сполохи, и черные пятна теней, словно
обезумевшие призраки, метались по земле. Все явственней и явственней становился
запах дыма, а с жарким дуновением ветра все слышней делались долетавшие из
центра города, как из преисподней, крики, глухой грохот армейских фургонов и
тяжелый топот марширующих ног. Когда Ретт, натянув вожжи, свернул на другую
улицу, новый оглушительный взрыв потряс воздух и чудовищный язык пламени и дыма
взвился на западном краю неба.
— Должно быть, взорвался последний вагон с
боеприпасами, — спокойно произнес Ретт. — Почему они не угнали его
сегодня утром, идиоты! Времени было предостаточно. Что ж, тем хуже для нас. Я
рассчитывал, отклонившись от центра города, проехать подальше от пожарищ и
всего этого пьяного сброда на Декейтерской улице и, не подвергая вас опасности,
выбраться из города юго-западной окраиной. Но нам так или иначе придется
пересечь где-то улицу Мариетты, а, насколько я понимаю, взрыв произошел
неподалеку оттуда.
— Нам что же — нужно будет пробиваться сквозь
огонь? — дрожащим голосом спросила Скарлетт.
— Надеюсь, нет, если поторопимся, — сказал Ретт,
соскочил с повозки и скрылся в глубине какого-то двора. Он вернулся оттуда с
отломанной от дерева веткой, которой принялся безжалостно погонять лошадь.
Животное припустилось неровной рысцой, хриплое дыхание с шумом вырывалось у
него из ноздрей, повозку швыряло из стороны в сторону, и всех ехавших в ней
подбрасывало, как кукурузные зерна на раскаленной сковороде. Заплакал младенец.
Присси и Уэйд заревели во всю мочь, больно стукаясь о края повозки. Но Мелани
не издала ни звука.
Когда они уже подъезжали к улице Мариетты, деревья поредели,
и от объятых огнем зданий и бушевавшего в вышине пламени на улице стало светло,
как днем, а пляшущие тени метались, словно разодранные бурей паруса тонущего
корабля.
