Ладно, пусть молчит — все равно она благословляла небо за
то, что он здесь и она под его защитой. Хорошо, когда рядом мужчина, когда
можно прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между нею
и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он молчит и лишь
неотрывно смотрит вперед.
— О, Ретт! — прошептала она, сжимая его
руку. — Что бы мы делали без вас! Какое счастье, что вы не в армии!
Он повернулся и посмотрел ей в глаза — посмотрел так, что
она выпустила его руку и невольно отшатнулась. В его взгляде не было больше
насмешки. Только откровенная злоба и что-то похожее на растерянность. Потом
презрительная усмешка искривила его рот, и он отвернулся. Еще долгое время они
продолжали ехать в полном молчании, подскакивая на рытвинах, и лишь жалобное
попискивание младенца и сопение Присси нарушали тишину, пока Скарлетт, потеряв
терпение, не ущипнула служанку со всей мочи, отчего та дико взвизгнула и
испуганно примолкла.
Наконец Ретт круто свернул куда-то вправо, и вскоре они
выехали на широкую, довольно ровную дорогу. Неясные очертания, каких-то
строений стали попадаться все реже и реже, а за ними по обеим сторонам темной
стеной стоял лес;
— Вот мы и выбрались из города, — сухо сказал
Ретт, натягивая вожжи. — Это основная дорога на Рафэнд-Реди.
— Так поехали же скорей! Не останавливайтесь!
— Пусть это животное немного передохнет, — сказал
Ретт и, повернувшись к Скарлетт, спросил с расстановкой выговаривая слова: — Вы
твердо решились на этот безумный шаг, Скарлетт?
— На какой?
— Вы no-прежнему хотите пробираться домой? Это же
самоубийство. Между вами и Тарой находится армия янки и кавалерия Стива Ли.
О, великий боже! Уж не хочет ли он теперь, после всех
чудовищных испытаний, через которые она прошла, отступиться от нее и не везти
домой?
— Да, да, конечно, хочу! Ретт, умоляю, поехали скорее!
Лошадь не так уж устала.
— Обождите. Ехать по этой дороге до самого Джонсборо
нельзя. Она идет вдоль железнодорожного пути. А за железную дорогу к югу от
Раф-энд-Реди весь день сегодня шли бои. Вы знаете какие-нибудь другие дороги,
небольшие проселки, тропы, которыми можно миновать Раф-энд-Реди и Джонсборо?
— Знаю! — обрадованно воскликнула Скарлетт. —
Не доезжая до Раф-энд-Реди есть проселок, он ответвляется от главной дороги на
Джонсборо и тянется дальше на много миль. Мы часто катались там верхом. Эта
дорога выводит прямо к усадьбе Макинтошей, а оттуда всего миля до Тары.
— Ну что ж. Может быть, вам удастся объехать
Раф-энд-Реди стороной. Генерал Стив Ли целый день прикрывал там отступление.
Возможно, янки еще и не прорвались туда. Может быть, вам повезет и вы
проскользнете, если солдаты Ли не отберут у вас лошадь.
— Мне… Я проскользну?
— Да, вы. — Голос его звучал резко.
— Но, Ретт.., а вы… Разве вы не отвезете нас?
— Нет. Здесь я вас покидаю.
Не веря своим ушам, она в растерянности поглядела вокруг —
на сумрачное, лиловато-синее небо позади, на темные стволы деревьев,
обступавшие их, словно тюремная стена, со всех сторон, на испуганные фигуры в
повозке и — на него. Может быть, она не в своем уме? Или ослышалась?
А он теперь уже откровенно усмехался. Она видела, как белеют
в полумраке его зубы, а в глазах блеснула привычная насмешка.
— Вы нас покидаете? Куда же.., куда вы уходите?
— Я ухожу вместе с армией, моя дорогая.
Она перевела дух — с досадой, но и с облегчением. Нашел
время шутить! Ретт — в армии! Не он ли вечно насмехался над дураками, которые
позволили увлечь себя барабанным боем и трескучей болтовней ораторов и сложили
голову на поле боя, чтобы те, кто поумнее, могли набивать себе карманы!
— Так бы, кажется, и задушила вас — зачем вы меня
пугаете! Ну, поехали!
— Я вовсе не шучу, моя дорогая. И я очень огорчен,
Скарлетт, что вы так дурно восприняли мой героический порыв. Где же ваш
патриотизм и ваша преданность нашему Доблестному Делу? Я даю вам возможность напутствовать
меня: «Возвращайтесь со щитом или на щите!» Но поспешите, ибо я должен еще
произнести небольшой, исполненный благородной отваги спич, прежде чем отбыть на
поле брани.
Его тягучая речь резала ей слух. Он издевается над ней! Но
вместе с тем она почему-то чувствовала, что он издевается и над собой тоже. О
чем это он толкует? Патриотизм.., со щитом или на щите.., поле брани? Не
всерьез же он все это говорит? Не может же он так беспечно заявлять о том, что
хочет покинуть ее здесь, на этой темной дороге, покинуть вместе с новорожденным
младенцем, с женщиной, которая, быть может, вот-вот умрет, с дурой-негритянкой
и насмерть перепуганным ребенком и предоставить ей самой тащить их всех по
полям сражений, где кругом янки, и дезертиры, и стрельба, и бог весть что еще?
Когда-то, шестилетней девчонкой, она однажды свалилась с
дерева — упала плашмя, прямо на живот. Она и сейчас еще помнит это ужасное
мгновение, пока к ней не возвратилась способность дышать. И вот теперь она
смотрела на Ретта и вдруг ощутила то же самое: перехватило дыхание, закружилась
голова.., оглушенная, она ловила воздух ртом.
— Ретт! Вы шутите?
Она вцепилась в его локоть и почувствовала, как слезы капают
у нее из глаз на скрюченные пальцы. Он взял ее руку и слегка прикоснулся к ней
губами.
— До конца верны себе в своем эгоизме, моя дорогая? Все
мысли только о собственной драгоценной шкуре, а не о нашей славной
Конфедерации? Подумайте о том, как вдохновит наши доблестные войска мое
внезапное появление в их рядах в последнюю решающую минуту! — Голос его
звучал вкрадчиво и ехидно.
— О, Ретт! — всхлипнула она. — Как можете вы
так поступать со мной? Почему вы покидаете меня?
— Почему? — Он беспечно рассмеялся. —
Возможно, из-за проклятой чертовой сентиментальности, которая таится в каждом
из нас, южан. А возможно.., возможно, потому, что мне стыдно. Как знать!
— Стыдно? Разумеется, вы должны сгорать со стыда!
Бросить нас здесь одних, беспомощных…
— Дорогая Скарлетт! Уж вы-то не беспомощны! Человек
столь себялюбивый и столь решительный ни в каком положении не окажется
беспомощным. Я не позавидую тем янки, которые попадутся на вашем пути.
Он соскочил на землю — Скарлетт в испуге смотрела на него
онемев — и подошел к повозке с того края, где сидела она.
— Слезайте! — приказал он.
Она молча смотрела на него во все глаза. Он грубо взял ее
под мышки и, приподняв с козел, опустил на землю рядом с собой. Затем
решительно потянул прочь от повозки в сторону. Она чувствовала, как песок и
камешки, набившиеся в туфли, больно колют ей ступни. Душная тишина ночи
обволакивала ее, как в тяжком сне.
