Все они понесли сокрушительные потери и не были сокрушены.
Их не сломил ни крах империи, ни мачете в руках взбунтовавшихся рабов, ни
опала, ни конфискация имущества, ни изгнание. Злой рок мог сломать им хребет,
но не мог сломить их дух. Они не жаловались — они боролись. И умирали, исчерпав
себя до конца, но не смирившись. Все эти призраки, чья кровь текла в ее жилах,
казалось, неслышно заполняли залитую лунным светом комнату. И Скарлетт не
испытывала удивления, видя перед собой своих предков, которым суждено было
нести такой тяжкий крест и которые перекраивали судьбу на свой лад.
Тара была ее судьбой, ее полем битвы, и она должна эту битву
выиграть.
Словно в полусне она повернулась на бок, и сознание ее стало
медленно погружаться во мрак. В самом ли деле они все пришли сюда, эти тени,
чтобы безмолвно шепнуть ей слова ободрения, или это сон?
— Здесь вы или вас нет, — пробормотала она
засыпая, — все равно спасибо вам и — спокойной ночи.
Глава 25
На следующее утро все тело у Скарлетт так ломило от долгой
непривычной ходьбы и езды в тряской повозке, что каждое движение причиняло
нестерпимую боль. Лицо было обожжено солнцем, и ладони в волдырях. Во рту и в
горле пересохло, она умирала от жажды и никак не могла утолить ее, сколько бы
ни пила воды. Голова была словно налита свинцом, и малейшее движение глазами
заставляло морщиться от боли. Тошнота, совсем как в первые месяцы беременности,
подкатывала к горлу, и даже запах жареного ямса, поданного к столу на завтрак,
был непереносим. Джералд мог бы объяснить ей, что после крепкой выпивки
накануне она впервые стала жертвой обычного состояния похмелья, но Джералд не
замечал ничего происходившего вокруг. Он сидел во главе стола — старый седой
человек с отсутствующим взглядом, — сидел, уставившись выцветшими глазами
на дверь, чуть наклонив голову набок и стараясь уловить шелест платья Эллин,
вдохнуть запах сухих духов лимонной вербены.
Когда Скарлетт села за стол, он пробормотал:
— Мы подождем миссис О’Хара. Она задержалась. Скарлетт
подняла разламывающуюся от боли голову и поглядела на него, не веря своим ушам,
но встретила молящий взгляд стоявшей за стулом Джералда Мамушки. Тогда она
встала пошатываясь, невольно поднесла руку ко рту и при ярком утреннем свете
вгляделась в лицо отца. Он устремил на нее ничего не выражающий взгляд, и она
увидела, что руки у него дрожат и даже голова слегка трясется.
До этой минуты она не отдавала себе отчета в том, до какой
степени подсознательно рассчитывала на Джералда, полагая, что он возьмет на
себя руководство хозяйством и будет указывать ей, что следует делать. Но
теперь… А ведь прошлой ночью он как будто совсем пришел в себя. Правда, от
прежней живости и бахвальства не осталось и следа, но, по крайней мере, он
вполне связно рассказывал о различных событиях, а теперь… Теперь он даже не
сознает, что Эллин нет в живых. Двойной удар — ее смерть и приход янки —
потрясли его рассудок. Скарлетт хотела было что-то сказать, но Мамушка неистово
замотала головой и утерла покрасневшие глаза краем передника.
«Неужели папа совсем лишился рассудка? — пронеслось у
Скарлетт в уме, и ей показалось, что голова у нее сейчас лопнет от этого нового
обрушившегося на нее удара. — Нет, нет, он просто оглушен. Просто болен.
Это пройдет. Он поправится. Должен поправиться. А что я буду делать, если не
пройдет? Я не стану думать об этом сейчас. Не стану думать ни о чем, ни о маме,
ни обо всех этих ужасах сейчас. Не стану думать, пока… Пока я еще не в силах
этого выдержать. Столько есть всего, о чем надо подумать. Зачем забивать себе
голову тем, чего уже не вернешь, — надо думать о том, что еще можно
изменить».
Она встала из-за стола, не притронувшись к завтраку, вышла
на заднее крыльцо и увидела Порка: босой, в лохмотьях, оставшихся от его
парадной ливреи, он сидел на ступеньках и щелкал орешки арахиса. В голове у
Скарлетт стоял гул и звон, солнце немилосердно резало глаза. Даже держаться
прямо было ей сейчас нелегко, и она заговорила сухо, коротко, отбросив все
правила вежливого обращения с неграми, на которых всегда настаивала ее мать.
Она начала задавать вопросы в такой резкой форме и так
повелительно отдавать распоряжения, что у Порка от удивления глаза полезли на
лоб. Мисс Эллин никогда не разговаривала так ни с кем из слуг, даже если
заставала их на месте преступления — с украденной дыней или цыпленком. Скарлетт
снова принялась расспрашивать про плантации, про фруктовый сад, огород,
живность, и в ее зеленых глазах появился такой жесткий блеск, какого Порк
никогда прежде не замечал.
— Да, мэм, эта лошадь сдохла — прямо там, где я ее
привязал. Ткнулась мордой в ведерко с водой и опрокинула его. Нет, мэм, корова
жива. Вам не докладывали? Она отелилась ночью. Потому и мычала так.
— Да, отличная повивальная бабка получится из твоей
Присси, — едко проронила Скарлетт. — Она ведь утверждала, что корова
мычит, потому что давно не доена.
— Так ведь Присси не готовили в повивальные бабки для
скота, мисс Скарлетт, — деликатно напомнил Порк. — И, как говорится,
спасибо за то, что бог послал, — эта телочка вырастет в хорошую корову, и
у нас будет полно молока, масла и пахтанья для молодых мисс, а доктор-янки
говорил, что молодым мисс большая от него польза.
— Ну, ладно, давай дальше. Скот какой-нибудь остался?
— Нет, мэм. Только одна старая свинья с поросятами. Я
загнал их всех на болото, когда понаехали янки, а нынче где их искать — бог
весть. Она пугливая была, свинья эта.
— Все равно их надо разыскать. Возьми с собой Присси и
отправляйся, пригони их домой.
Порк был немало удивлен и сразу вознегодовал.
— Мисс Скарлетт, это работа для негров с плантации. А я
всю жизнь служил при господах.
Два маленьких дьяволенка с раскаленными докрасна вилами,
казалось, глянули на Порка из зеленых глаз Скарлетт.
— Ты и Присси вдвоем сейчас же пойдете и поймаете эту
свинью, или — вон отсюда, к тем, что сбежали.
Слезы обиды навернулись на глаза Порка. Ох.., если бы мисс
Эллин была жива! Она разбиралась в этих тонкостях, понимала разницу в
обязанностях дворовой челяди и рабов с плантации.
— Вон отсюда, говорите, мисс Скарлетт? Куда же мне
идти?
— Не знаю и знать не хочу. Но каждый, кто не желает
делать то, что надо, может отправляться к янки. Передай это и всем остальным.
— Слушаюсь, мэм.
— Ну, а что с кукурузой и хлопком?
— С кукурузой? Боже милостивый, мисс Скарлетт, они же
пасли лошадей на кукурузном поле, а то, что лошади не съели и не вытоптали, они
увезли с собой. И они гоняли свои пушки и фургоны по хлопковым полям и погубили
весь хлопок. Уцелело несколько акров, внизу у речки — видать, они не приметили.
А какой от них прок — там больше трех тюков не наберется.
