Скарлетт высунулась из окна и крикнула:
— Уведи свинью, Дилси! Заставь Присси выгнать ее
наружу. Угони ее подальше!
Дилси подняла голову: бронзовое лицо ее было встревожено,
она держала за края передник, в котором лежала груда столового серебра.
— Свинья укусила Присси и не выпускает ее из подпола.
«Ай да свинья!» — подумала Скарлетт. Она метнулась к себе
обратно в комнату и достала из тайничка браслеты, брошь, миниатюру и серебряную
чашечку, найденные в ранце убитого янки. Куда все это спрятать? На руках у нее
был малютка Бо, в одной руке зажат бумажник, в другой — эти безделушки. Она
положила младенца на постель.
Он сразу расплакался, и тут ее осенило. Лучшего места, чем
детские пеленки, не придумаешь. Она быстро перевернула Бо на животик,
распеленала и сунула бумажник под его подгузник. От такого обращения он
разревелся еще громче, засучил ножками, и она торопливо запеленала его снова.
«Ну, теперь, — подумала она, переведя дыхание, —
теперь — к болоту!» Подхватив одной рукой заходившегося в плаче младенца,
другой рукой прижимая к груди драгоценности, она выбежала на верхнюю площадку в
холл. Внезапно шаги ее замедлились, колени подогнулись от страха. Как тихо
стало в доме! Какая страшная, мертвенная тишина! Неужели все ушли и оставили
ее? Неужели никто не подумал о ней? Она не ждала, что они все уйдут, бросят ее
здесь одну. В эти дни с одинокой женщиной может случиться все что угодно…
Придут янки…
Какой-то негромкий звук заставил ее подскочить от страха.
Резко обернувшись, она увидела своего всеми позабытого сынишку. Он сидел на
ступеньках, прижавшись к перилам, и пытался что-то произнести, но только
беззвучно разевал рот и смотрел на нее круглыми от ужаса глазами.
— Встань, Уэйд Хэмптон, — приказала она. —
Вставай и иди за мной. Мама не может тебя сейчас нести.
Точно маленький испуганный зверек, он бросился к ней и
зарылся лицом в ее широкую юбку. Она чувствовала, как он, путаясь в пышных
складках, пытается ухватиться за ее ногу. Она начала спускаться с лестницы, но
его цепляющиеся руки мешали ей, и она сердито крикнула:
— Отпусти мою юбку, Уэйд! Отпусти и спускайся вниз
сам! — Но ребенок только теснее прижимался к ней.
Она спускалась вниз, а снизу все словно бы устремлялось ей
навстречу. Все с детства знакомые, любимые вещи, казалось, шептали ей в уши:
«Прощай! Прощай» Рыдания подступили у нее к горлу. Дверь в маленький кабинет,
где всегда так усердно трудилась Эллин, была приотворена, и Скарлетт бросился в
глаза угол старинного секретера. В столовой стулья были сдвинуты с мест,
некоторые опрокинуты, на столе — тарелки с недоеденной едой. На полу —
лоскутные коврики, которые Эллин сама красила и сама плела. На стене — портрет
бабушки Робийяр: высокая прическа, полуобнаженная грудь. Сильно вырезанные
ноздри придавали лицу выражение утонченной надменности. Все овеянное
бессчетностью воспоминаний детства, все — кровная часть ее души — шептало ей:
«Прощай, Скарлетт О’Хара! Прощай!» Придут янки и все сожгут!
В последний раз окинула Скарлетт взглядом родительский дом.
Потом из болота под прикрытием леса ей суждено будет увидеть только, как рухнет
охваченная огнем кровля и из облаков дыма выплывут очертания печных труб.
«Я не могу уйти отсюда, — подумала она, и у нее
застучали зубы от страха. — Я не могу покинуть тебя, дом. Папа бы не ушел.
Он ведь сказал им: жгите его вместе со мной. Пусть теперь сожгут тебя вместе со
мной, потому что я тоже не могу тебя покинуть. Ты — последнее, что у меня
есть».
И когда решение было принято, страх сразу куда-то отступил,
и осталось только леденящее чувство в груди, словно страх и погибшие надежды
застыли там холодным сгустком. Так она продолжала стоять, пока не услышала стук
копыт на подъездной аллее, позвякивание уздечек и резкий голос, отдающий
команду:
— Спешиться!
Тогда, быстро наклонившись к ребенку, прижавшемуся к ее
ногам, она проговорила настойчиво, но необычно для нее мягко и нежно:
— Отпусти мою юбку, Уэйд, сыночек! Беги скорей вниз и
через задний двор к болоту — там Мамушка и тетя Мелли. Беги скорей, милый, и
ничего не бойся.
Услышав эти, такие непривычно ласковые слова, Уэйд поднял
голову, и Скарлетт ужаснулась, увидев его глаза — глаза кролика, попавшего в
силок.
«О, матерь божия! — взмолилась она. — Не допусти
его до припадка! Нет, нет, только не перед янки! Они не должны знать, что мы их
боимся!» И, чувствуя, как Уэйд лишь крепче вцепился в ее подол, произнесла
твердо:
— Будь мужчиной, малыш. Подумаешь, свора проклятых
янки!
И она стала спускаться с лестницы им навстречу.
Шерман вел свои войска через Джорджию от Атланты к морю.
Позади лежали дымящиеся руины Атланты: покидая город, синие мундиры предали его
огню. Впереди на триста миль простиралась ставшая по существу беззащитной
полоса земля, ибо остатки милиции и старики и подростки из войск внутреннего
охранения явно в счет не могли.
Впереди лежали плодородные земли — плантации, служившие
приютом женщинам, детям, старикам, неграм. Янки шли, прочесывая пространства
шириной в восемьдесят миль, все сжигая по дороге грабя. Сотни домов стояли
объятые пламенем, в сотнях домов раздавался стук сапог. Но Скарлетт, глядя, как
синие мундиры заполняют холл, не думала о том, что такова участь всего края.
Для нее это было чисто личное дело — злодеяние, направленное умышленно против
нее и ее близких.
Когда янки ввалились в дом, она стояла в холле возле
лестницы, держа на руках младенца, а из складок юбки торчала головка Уэйда,
прижавшегося к ее ногам. Одни солдаты, толкая друг друга, бросились вверх во
лестнице, другие стали вытаскивать мебель на крыльце вспарывать штыками и
ножами обивку кресел, ища спрятанные драгоценности. Наверху они тоже вспарывали
тюфяки и перины, я вскоре в воздухе замелькали, поплыли пушинки и стали,
кружась, мягко опускаться на пол, на волосы Скарлетт. И бессильная ярость
заглушала остатки страха в ее сердце, когда она беспомощно глядела, как вокруг,
нее грабят и рушат.
Сержант — кривоногий, маленький, седоватый, с куском
жевательного табака за щекой — подошел к Скарлетт, опередив своих солдат,
смачно сплюнул на пол и частично ей на подол и сказал:
— Дайте-ка сюда, что это тут у вас, барышня. Она забыла,
что все еще держит в руке безделушки, которые хотела спрятать, я с усмешкой —
достаточно презрительной, как казалось ей, чтобы не посрамить бабушки
Робийяр, — швырнула их на пол, и последовавшая из-за них алчная схватка
солдатни доставила ей своего рода злорадное удовольствие.
— Еще, если позволите, вот это колечко и сережки.
Скарлетт покрепче зажала младенца под мышкой, так что он оказался вниз лицом,
отчего стал пунцовым и пронзительно завизжал, и отстегнула свадебный подарок
Джералда — гранатовые серьги Эллин. Потом сняла с пальца кольцо с большим
сапфиром — подарок Чарльза в день помолвки.
