— Ни один человек на свете, кроме тебя, не мог бы до
этого додуматься! — воскликнула она и, обвив руками шею Скарлетт,
поцеловала ее. — Ты самое поразительное существо на свете, ни у кого нет
такой сестры, как ты.
Скарлетт не противилась этим объятиям: она была еле жива от
усталости, похвала приятно льстила ее самолюбию, а потом — в сизой от дыма
кухне — в ее душе укрепилось чувство уважения к золовке и зародилось нечто
похожее на дружескую близость.
«Одного у нее не отнимешь, — не могла не признаться
себе Скарлетт, — когда нужна помощь, Мелани всегда тут как тут».
Глава 28
Внезапно резко похолодало и наступили морозы. Студеным
ветром тянуло из-под всех дверей, и стекла, расшатавшиеся в рамах, монотонно
дребезжали. С деревьев облетала последняя листва, и только сосны, не потеряв своего
убранства, холодными, темными громадами высились на фоне бледного неба. Изрытая
колдобинами красная глина дорог обледенела, и голод простер свои крыла над
Джорджией.
Скарлетт не без горечи вспоминала свой последний разговор с
бабушкой Фонтейн. В тот день — два месяца назад, — который, казалось,
отодвинулся куда-то в далекое прошлое, она сказала старой даме — и сказала от
чистого сердца, — что самое худшее уже позади. Теперь это стало ребяческим
преувеличением. Пока солдаты Шермана не прошли вторично через Тару, у нее еще
были ее маленькие сокровища — немного продуктов и немного денег, были соседи,
которым больше повезло, чем ей, и хлопок, который помог бы продержаться до
весны. Теперь не было ни хлопка, ни продуктов, деньги утратили свое значение, так
как на них ничего нельзя купить, а соседи терпели не меньшую нужду, чем она. У
нее, на худой конец, все же осталась корова с теленком, лошадь и несколько
поросят, а у соседей и того не было — всего какие-то крохи провизии, которые
они успели зарыть или спрятать в лесу.
Усадьбу Тарлтонов — Прекрасные Холмы — янки сожгли дотла, и
миссис Тарлтон с четырьмя дочерьми переселилась в дом управляющего. Дом Манро,
расположенный в окрестностях Лавджоя, тоже сровняли с землей. В Мимозе сгорело
деревянное крыло дома, главная же часть здания уцелела благодаря толстой
штукатурке и отчаянной борьбе с огнем, в которую вступили все женщины Фонтейн и
негры. Только усадьбу Калвертов янки пощадили и на этот раз: снова спасло
вмешательство управляющего Хилтона, уроженца Севера, однако ни единой животины,
ни единого початка кукурузы на плантации не осталось.
Перед Тарой, как и перед всей округой, стояла одна задача:
как добыть еду? У большинства семей не было ничего, кроме остатков последнего
урожая ямса и арахиса, да еще дичь, которую они приносили из лесу. И каждый
делился всем, что у него было, с теми, у кого было еще меньше, как это делалось
всегда в более благополучные времена. Но очень скоро делиться стало нечем.
В дни, когда Порку сопутствовала удача, в Таре питались
кроликами, или опоссумами, или зубаткой. В остальное время довольствовались
капелькой молока, орехами гикори, жареными желудями и ямсом. И чувство голода
не покидало их никогда. Скарлетт казалось, что она не может шагу ступить, чтобы
не увидеть протянутые к ней руки, с мольбой устремленный на нее взгляд. И это
сводило ее с ума, ведь она была голодна не меньше других.
Она приказала зарезать теленка, так как он поглощал слишком
много драгоценного молока, и в этот вечер все в Таре заболели, объевшись парной
телятиной. Скарлетт знала, что следует заколоть хотя бы одного поросенка, но
все откладывала это и откладывала, надеясь вырастить из поросят полноценных
свиней. Поросята были еще такие крошечные. Какой толк заколоть их сейчас — там
и есть-то почти нечего; а если дать им подрасти, тогда совсем другое будет
дело. Ночь за ночью обсуждала она с Мелани, послать или не послать Порка верхом
на лошади, дав ему денег, чтобы он попытался купить каких-нибудь продуктов. И
все никак не могла на это решиться, боясь, что у него отнимут и лошадь и
деньги. Никому же не было известно, где сейчас янки. Они могли быть за тысячу
миль от Тары или за рекой. Однажды Скарлетт, обуреваемая отчаянием, начала сама
собираться в дорогу на поиски пропитания, но истерические вопли всех домочадцев
заставили ее отказаться от своей затеи.
Порк рыскал по окрестностям, порой забирался, как видно,
далеко, так как возвращался только под утро, и Скарлетт не спрашивала его, где
он пропадал. Иногда он приносил дичь, иногда несколько початков кукурузы или
мешок сухого гороха. Как-то раз притащил домой петуха и утверждал, что поймал
его в лесу. Они с превеликим аппетитом, но и не без чувства вины прикончили
этого петуха, ибо все отлично понимали: петуха Порк украл, так же как горох и
кукурузу. Вскоре после этого как-то ночью он постучался к Скарлетт, когда весь
дом уже спал, и смущенно показал ей свою ногу с порядочным зарядом дроби в
икре. Пока она накладывала повязку, он сконфуженно объяснил, что его накрыли
при попытке проникнуть в Фейетвилле в чей-то курятник. Скарлетт не спросила,
чей это был курятник, — только ласково потрепала Порка по плечу, и на
глаза у нее навернулись слезы. Негры ужасно раздражали ее порой, но ведь такую
преданность не купишь ни за какие деньги! Теперь все они — и белые и черные —
стали как бы членами одной семьи, и негры могли рискнуть жизнью ради того,
чтобы на столе для всех была еда.
В другие времена к мелким кражам Порка следовало бы
отнестись более серьезно, быть может, он даже заслуживал хорошей взбучки. В
другие времена Скарлетт по меньшей мере должна была бы его строго отчитать.
«Никогда не забывай, дорогая, — говорила Эллин, — что ты несешь
ответственность не только за физическое, но и за нравственное здоровье черных
рабов, которых бог вверил твоему попечению. Ты должна понимать, что они как
дети и за ними нужен глаз да глаз, как за детьми, и ты обязана во всем подавать
им хороший пример».
Но сейчас Скарлетт старалась не вспоминать о наставлениях
Эллин. Поощряя воровство, жертвами которого, быть может, становились люди,
терпевшие еще большую нужду, чем она сама, Скарлетт не испытывала угрызений
совести. Нравственная сторона этого поступка не тревожила ее. Вместо того чтобы
дать Порку взбучку или хотя бы усовестить его, она только пожалела, что в него
угодили из дробовика.
— Ты должен быть осторожнее, Порк. Мы не хотим потерять
тебя. Что нам тогда делать? Ты всегда был хорошим, преданным слугой, и когда мы
снова раздобудем немножко денег, я куплю тебе большие золотые часы и велю
выгравировать на них что-нибудь из Библии. К примеру: «За верную и преданную
службу».
Порк расплылся в довольной улыбке и потрогал свою
забинтованную ногу.
— До чего ж хорошо вы это сказали, мисс Скарлетт. А
когда вы думаете раздобыть эти деньги?
— Не знаю, Порк, но так или иначе, я их непременно
раздобуду. — Она смотрела на него невидящим взглядом, в котором была такая
неистовая горечь и боль, что он беспокойно поежился. — Когда-нибудь, после
того как кончится война, у меня будет много, очень много денег, и я уже никогда
больше не буду знать ни голода, ни холода. И никто из моих близких и слуг. Мы
все будем носить красивые платья, и каждый день есть жареных цыплят, и…
