— Но почему же он так поступил? Они ведь не могли
причинить ему никакого зла, — вскричала Мелани.
— Он заявил, что ему нужно очистить город, чтобы дать
отдых своим солдатам и лошадям, — отвечал Фрэнк. — И он дал им отдых
до середины ноября, после чего оставил город. А уходя, поджег его, спалил все
дотла.
— Как, неужели все? — в ужасе воскликнули дамы.
Это было непредставимо — неужели этого многолюдного, кипучего города, который
они так хорошо знали, не стало? Не стало красивых домов в густой тени деревьев,
не стало больших магазинов и нарядных отелей? Мелани с трудом удерживалась от
слез — ведь в этом городе она родилась, там был ее дом. У Скарлетт тоже
защемило сердце, потому что она успела полюбить Атланту — этот город стал для
нее второй родиной после Тары.
— Ну, почти что все, — поспешил смягчить свой удар
Фрэнк, обескураженный расстроенными лицами дам, и тут же постарался придать
себе веселый вид — он же никак не хотел их огорчить. Это мгновенно повергло в
расстройство его самого, и он испытывал чувство ужасной беспомощности. Нет, он
не мог заставить себя сказать страшную правду. Пускай узнают ее от кого-нибудь
другого.
Не мог он поведать им о том, что увидела армия конфедератов
после своего возвращения в Атланту: ряды печных труб, акр за акром торчавших
над пепелищами; улицы, заваленные грудами обгорелых обломков и кирпича; старые
деревья, умиравшие от ожогов, роняя на землю обугленные ветви, которые уносило
порывами студеного ветра. Ему вспомнилось, как от этого зрелища дурнота
подступила у него к горлу, вспомнилось, какие ожесточенные проклятия срывались
с губ конфедератов, когда руины города предстали их глазам. Приходилось уповать
лишь на то, что женщины никогда не узнают об ограблении кладбища, так как это
совсем бы их убило. Чарльз Гамильтон и родители Мелани были похоронены там.
Фрэнка до сих пор мучили кошмары, в которых перед ним возникало это кладбище. В
поисках драгоценностей янки взламывали склепы, раскапывали могилы. Они грабили
трупы, срывали с гробов серебряные украшения и ручки, золотые и серебряные
именные таблички. Жалкую и страшную картину являли собой скелеты и еще не
истлевшие трупы, валявшиеся среди обломков своего последнего земного
пристанища.
Не мог поведать им Фрэнк и об участи кошек и собак. Домашние
животные играют слишком большую роль в жизни своих хозяек. А Фрэнк и сам очень
любил и кошек и собак, и зрелище сотен погибавших с голоду животных, оставшихся
без призора, когда их хозяев так внезапно и жестоко выгнали из города, потрясло
Фрэнка почти столь же глубоко, как вид разграбленного кладбища. Изголодавшиеся,
испуганные, замерзавшие от холода животные одичали, более сильные стали
нападать на слабых, а слабые ждали, когда издохнут слабейшие, и затем пожирали
их трупы. И над останками вымершего города грациозные стервятники испещряли
зимнее небо зловеще черными пятнами.
Фрэнк порылся в памяти, ища, каким утешительным сообщением
он мог бы сделать приятное женщинам.
— Кое-какие дома все же уцелели, — сказал
он. — Из тех, что стояли особняком на больших земельных участках, вдали от
других строений, и огонь до них не добрался. И церкви уцелели тоже, и здание
масонской ложи. И несколько магазинов. Но деловая часть города и все кварталы,
прилегающие к железнодорожным путям и к площади Пяти Углов, — все это,
увы, сровняли с землей.
— Значит, — вскричала Скарлетт, — тот склад
возле вокзала, который достался мне в наследство от Чарльза, тоже сгорел?
— Если это возле вокзала, то да, по-видимому, но… —
Неожиданно лицо Фрэнка расцвело улыбкой. — Как же я запамятовал! Могу вас
порадовать, дамы! Дом вашей тетушки Питтипэт цел. Немножко его повредило, но в
общем он стоит как стоял.
— Почему же он уцелел?
— А он кирпичный и, кажется, единственный в городе под
шиферной крышей, ну и, верно, потому не загорелся от искр. К тому же он —
последний дом на северной окраине города, а в том конце пожары не так
свирепствовали. Правда, янки, которые были в нем расквартированы, разнесли там
внутри все в клочья. Они даже пустили на топливо плинтусы и лестницу красного
дерева, да это все ерунда! Сам дом в хорошем состоянии. Когда на прошлой неделе
я видел мисс Питти в Мейконе…
— Вы видели ее? Ну, как она?
— Превосходно! Ну, просто п??евосходно! Когда я сказал
ей, что ее дом уцелел, она вознамерилась тотчас вернуться в Атланту.., если,
понятно, этот старый негр, дядюшка Питер, не станет возражать. Очень многие
жители Атланты уже вернулись, потому что чувствовали себя неспокойно в Мейконе.
Шерман не взял Мейкона, но все боятся, что уилсоновские молодчики устроят набег
на город, а это будет похуже Шермана.
— Но это же глупо — возвращаться в город, где почти не
уцелело домов. Как они там будут жить?
— Они живут в палатках, в сараях и в сколоченных на
скорую руку хижинах, мисс Скарлетт, или ютятся вместе по шесть-семь семей в
каждом из уцелевших домов. И пытаются восстановить город. И не нужно так
говорить, это вовсе не глупо. Вы же не хуже меня знаете, что это за народ. Они
накрепко прикипели сердцем к своему городу, не меньше, чем чарльстонцы к
Чарльстону, и никаким янки, никаким пожарам не оторвать их от Атланты. Они
же.., прошу прощения, мисс Мелли, — упрямы как мулы во всем, что касается
Атланты. Правду сказать, непонятно — почему. Мне этот город всегда казался
этаким напористым, нагловатым выскочкой. Ну, да я прирожденный сельский житель
и вообще не любитель городов. И еще скажу вам: те, что приехали первыми, —
это и есть самые умные и шустрые. А те, что приедут последними, не найдут ни
бревна, ни камня, ни кирпичика на месте своих домов, так как все тащат кто что
может себе на постройку. Еще позавчера я видел, как миссис Мерриуэзер и мисс
Мейбелл вместе со своей старой негритянкой нагружали кирпичами тачку. А миссис
Мид сказала мне, что намерена построить бревенчатую хижину, как только доктор
возвратится и сможет помочь ей в этом деле. Она жила в такой хижине, когда
впервые приехала в Атланту — по-тогдашнему в Мартасвилл, — сказала миссис
Мид, — и совсем не прочь снова пожить в такой же. Понятно, она шутила, но
это только показывает, какое у них там у всех настроение.
— Я считаю, что они очень мужественные люди, — с
гордостью произнесла Мелани. — Верно, Скарлетт?
Скарлетт кивнула: мрачная гордость за полюбившийся город
переполнила ее сердце. Да, это был напористый, нагловатый выскочка-город, и
этим он импонировал ей. Он не походил на затянутые в корсет старые города,
манерные и ханжеские; жизнь в нем переливалась через край, и этим он тоже был
ей люб. «Я сама как Атланта, — подумала она. — Ни пожарам, ни янки
меня не сломить».
— Если тетя Питти возвратится в Атланту, то нам,
Скарлетт, тоже надо бы вернуться туда и пожить с ней, — сказала Мелани,
прерывая ход ее мыслей. — Она умрет там со страху одна.
— Как же я могу все здесь бросить, Мелли? —
раздраженно сказала Скарлетт. — Если тебе так не терпится уехать — уезжай.
Я тебя не держу.
