Она отвела взгляд, не ответив на его улыбку, и в тот же миг
отвернулся и он, услышав, как кто-то его окликнул:
— Ретт! Ретт Батлер! Идите сюда! Я хочу представить вас
самой жестокосердной девушке в Джорджии.
Ретт Батлер? Что-то знакомое прозвучало в этом имени, что-то
приятно щекочущее любопытство и смутно связанное с чем-то скандальным, но мысли
ее были полны Эшли, и она тотчас выбросила все это из головы.
— Мне надо подняться наверх, поправить прическу, —
сказала она Стюарту и Бренту, которые старались оттеснить ее от толпы гостей и
увлечь в сторону. — А вы, мальчики, ждите меня здесь и не вздумайте
скрыться куда-нибудь с другой девушкой, не то я рассержусь.
Скарлетт видела, что со Стюартом сегодня не оберешься
хлопот, если она вздумает пофлиртовать с кем-нибудь другим. Он был уже изрядно
пьян, и на лице его появилось не раз виденное его нахальное выражение, не
предвещавшее добра: ясно — он будет нарываться на драку. Она немного постояла в
холле, поболтала со знакомыми, поздоровалась с Индией, которая появилась
наконец из задних комнат, вся встрепанная, с капельками пота на лбу. Бедняжка!
Как это ужасно — иметь такие бесцветные волосы и ресницы, такой тяжелый упрямый
подбородок, да еще двадцать лет за плечами и перспективу остаться в старых
девах в придачу! Интересно, очень ли задело Индию то, что она увела у нее
Стюарта? Все говорят, будто она до сих пор любит его, но разве можно знать
наверняка, что у этих Уилксов на уме. Во всяком случае, Индия ничем не дала
Скарлетт понять, насколько ей это больно, и держала себя с ней совершенно так
же, как всегда, — любезно и чуточку отчужденно.
Приветливо поздоровавшись с Индией, Скарлетт стала
подниматься по широкой лестнице и услышала, как кто-то робко ее окликает.
Обернувшись, она увидела Чарльза Гамильтона. Это был очень миловидный юноша:
небрежные завитки каштановых кудрей над высоким белым лбом и темно-карие глаза,
нежные и чистые, как у шотландской овчарки. Одет он был элегантно — в черный
сюртук и горчичного цвета брюки: поверх белой рубашки с плоеной грудью был
повязан широкий модный черный галстук. Когда Скарлетт обернулась к нему, щеки
его слегка зарделись — Чарльз Гамильтон был всегда застенчив с девушками. И как
всех застенчивых мужчин, его особенно влекли к себе живые, задорные девушки,
всегда и везде чувствующие себя непринужденно, — такие, как Скарлетт.
Обычно она не уделяла ему внимания, ограничиваясь какой-нибудь вскользь
брошенной вежливой фразой, и он был ошеломлен, когда, сияя обворожительной
улыбкой, она протянула ему обе руки.
— О, Чарльз Гамильтон, вы убийственно хороши сегодня,
мой дорогой. Ручаюсь, вы нарочно приехали из Атланты, чтобы разбить мое бедное
сердечко!
Сжимая ее горячие маленькие ручки, глядя в беспокойные
зеленые глаза, Чарльз пробормотал что-то, заикаясь от волнения. Никто еще не
обращался к нему с такими речами. Правда, ему случалось слышать, как девушки
говорили такое другим мужчинам, однако ему — никогда. Почему-то все они
относились к нему, как к младшему брату — были всегда приветливы с ним, но не
давали себе труда хотя бы подразнить его. Ему ужасно хотелось, чтобы девушки
шутили и кокетничали с ним, как с другими юношами, зачастую менее красивыми и
обладающими меньшими достоинствами, нежели он. Бывало, правда нечасто, что они
снисходили и до него, но в этих случаях на него нападала странная немота, он не
знал, о чем с ними говорить, не мог подобрать слов, смущался и мучительно
страдал. А потом, лежа ночью без сна, перебирал в уме всевозможные галантные
шутки и различные подходящие к случаю комплименты. Но ему редко удавалось
употребить их, так как девушки обычно после двух-трех неудачных попыток
оставляли его в покое.
И даже с Милочкой, которая знала, что им предстоит
пожениться, после того как он будущей осенью вступит во владение своей долей
имения, Чарльз был робок и молчалив. Временами у него возникало не слишком
окрыляющее ощущение, что ее откровенное кокетство и собственническая манера
держаться с ним вовсе не делают ему чести. Она так помешана на мальчишках,
думал он, что вела бы себя точно так же с любым, кто дал бы ей для этого повод.
Мысль, что Милочка станет его женой, совсем не приводила его в восторг: эта
девушка отнюдь не пробуждала в нем тех страстных романтических порывов, которые,
если верить его любимым романам, должен испытывать влюбленный жених. Чарльзу
всегда рисовалось в мечтах, что его полюбит какая-нибудь полная жизни, огня и
задорного лукавства красотка.
И вот перед ним стоит смеющаяся Скарлетт О’Хара и
утверждает, что он разбил ей сердце!
Он мучительно старался придумать что-нибудь в ответ и не мог
и был молча благодарен ей за то, что она продолжала болтать, освобождая его от
необходимости поддерживать разговор. Это походило на сон или на сказку.
— А теперь ждите меня здесь, потому что я хочу, чтобы
на барбекю вы были возле меня. — Тут она, взмахнув темными ресницами,
опустила зеленые глаза долу, на щеках ее заиграли ямочки, а с ярких губ слетели
совершенно уж непостижимые слова: — И не вздумайте волочиться за другими девушками,
не то я стану жутко вас ревновать.
— Не буду, — едва нашел Он в себе силы
пробормотать, никак не подозревая, что в эту минуту казался ей похожим на
теленка, которого ведут на заклание.
Легонько стукнув его сложенным веером по плечу, она отвернулась,
и взгляд ее снова задержался на человеке по имени Ретт Батлер, стоявшем позади
Чарльза, в стороне от всех. По-видимому, он слышал их разговор от слова до
слова, потому что насмешливо улыбнулся, снова окинув ее взглядом всю, с головы
до пят, и притом так нахально, как никто не позволял себе ее разглядывать.
«Пропади ты пропадом! — возмущенно ругнулась про себя
Скарлетт, прибегнув к излюбленному выражению Джералда. — Смотрит так,
словно… словно я стою перед ним нагишом». И, тряхнув локонами, она стала подниматься
по лестнице.
В спальне, где все побросали свои накидки и шали, она
увидела Кэтлин, которая охорашивалась перед зеркалом и покусывала губы, чтобы
они порозовели. К поясу у нее были приколоты розы — в тон ее румяным щечкам,
васильковые глаза лихорадочно блестели от возбуждения.
— Кэтлин, кто этот гадкий тип по фамилии Батлер? —
спросила Скарлетт, безуспешно стараясь подтянуть край лифа повыше.
— Как, разве ты не знаешь? — Покосившись на дверь
в соседнюю комнату, где Дилси и нянька Уилксов чесали языки, она зашептала
возбужденно: — Мистер Уилкс, верно, чувствует себя ужасно, принимая его в своем
доме, но получилось так, что он гостил у мистера Кеннеди в Джонсборо — что-то
насчет покупки хлопка, и мистеру Кеннеди ничего не оставалось, как взять его с
собой. Не мог же он уехать и бросить гостя.
— А чем он, собственно, пришелся не ко двору?
— Дорогая, его же не принимают!
— Ах, вот как!
— Конечно.
Скарлетт, никогда еще не бывавшая под одной крышей с чело-,
веком, которого не принимают в обществе, промолчала, стараясь определить свое к
нему отношение. Ощущение было волнующее.
