Солнце припекало все сильнее, и Скарлетт — да и не она одна
— снова поглядели на Индию. Разговоры замерли совсем, и в наступившей тишине
все услышали сердитый голос Джералда — он стоял в отдалении у праздничных
столов и пререкался с Джоном Уилксом.
— Да чтоб мне пропасть! Стараться миром уладить дело с
янки?
После того, как мы выбили этих негодяев из форта Самтер?
Миром? Нет, Юг должен с оружием в руках показать, что он не позволят над собой
издеваться и что мы не с милостивого соизволения Союза вышли из него, а по
своей воле, и за нами сила!
«О боже! — подумала Скарлетт. — Ну вот, теперь он
сел на своего конька, и мы проторчим тут до ночи!» И в то же мгновение словно
искра пробежала по рядам лениво-апатичных людей и их сонливость как ветром
сдуло. Мужчины повскакали со стульев и скамеек и, размахивая руками, старались
перекричать друг друга. Исполняя просьбу мистера Уилкса, считавшего, что нельзя
заставлять дам скучать, мужчины за все утро не проронили ни слова о войне или о
политике. Но вот у Джералда громко вырвалось «форт Самтер», и все мужчины как
один забыли предостережения хозяина.
— Само собой разумеется, мы будем драться…
— Янки мошенники…
— Мы разобьем их за один месяц…
— Да один южанин стоит двадцати янки…
— Мы их так проучим, они нас, долго не забудут…
— Мирным путем? А они-то разве мирным путем?
— А вы помните, как мистер Линкольн оскорбил наших
уполномоченных?..
— Ну да — заставил их торчать там неделями и все
уверял, что эвакуирует Самтер…
— Они хотят войны?..
— Ну, мы так накормим их войной — будут сыты по горло…
И, заглушая весь этот галдеж, гремел зычный голос Джералда.
— Права Юга, черт побери! — снова и снова долетало
до Скарлетт. Джералд, в отличие от дочери, наслаждался — он был в своей стихии.
Выход из Союза, война — все эти слова давно набили у
Скарлетт оскомину, но сейчас она начинала испытывать к ним даже острую
ненависть, потому что для нее они значили только одно — теперь мужчины будут
часами торчать там и держать друг перед другом воинственные речи, и ей не
удастся завладеть Эшли. И ни какой к тому же не будет войны, и все они
прекрасно это знают. Им просто нравится ораторствовать и слушать самих себя.
Чарльз Гамильтон не встал, когда все поднялись: новое
чувство придало ему смелости, и, оказавшись в какой-то мере наедине со
Скарлетт, он придвинулся к ней ближе и прошептал:
— Мисс О’Хара, я… я уже принял решение: если и в самом
деле начнется война, я отправлюсь в Южную Каролину и вступлю в их войска.
Говорят, что мистер Уэйд Хэмптон создает там кавалерийский отряд, и я хочу
служить под его началом. Он замечательный человек и был лучшим другом моего
покойного отца.
«Что, по его мнению, должна я теперь сделать — трижды
прокричать ура?» — подумала Скарлетт, так как Чарльз шептал все это с таким
заговорщическим видом, словно открывал ей свою самую сокровенную тайну. Не
находя слов для ответа, она просто смотрела на него, изумляясь глупости мужчин,
которые думают, что такие вещи Могут представлять интерес для женщин. Он же
решил, что она ошеломлена, но одобряет его, И, осмелев еще больше, продолжал
скороговоркой:
— Если я так поступлю, вы… вы будете огорчены, мисс
О’Хара?
— Я буду каждую ночь орошать слезами мою
подушку, — сказала Скарлетт, желая пошутить, но он принял ее слова всерьез
и покраснел от удовольствия. Сам поражаясь своей смелости и неожиданной
благосклонности Скарлетт, он нащупал ее руку меж складками платья и пожал.
— Вы будете молиться за меня?
«Боже, какой дурак!» — со злостью подумала Скарлетт и
украдкой скосила глаза в надежде, что кто-нибудь избавит ее от продолжения этой
беседы.
— Будете?
— Ну как же, конечно, мистер Гамильтон! Трижды переберу
четки, отходя ко сну!
Чарльз быстро поглядел по сторонам, почувствовал, как
напряглись у него мускулы, и затаил дыхание. Они, в сущности, были одни, и
такого случая могло больше не представиться. И даже если судьба будет снова так
же к нему благосклонна, в другой раз у него может не хватить духу.
— Мисс О’Хара… Я должен вам что-то сказать… Я люблю
вас.
— Что? — машинально переспросила Скарлетт,
стараясь за группой громко разговаривавших мужчин разглядеть Эшли, все еще
сидевшего у ног Мелани.
— О да, люблю! — восторженно прошептал Чарльз,
окрыленный тем, что Скарлетт не расхохоталась, не взвизгнула и не упала в
обморок, что, по его мнению, обязательно происходит с девушками при подобных
обстоятельствах. — Я люблю вас! Вы самая… самая… — И тут впервые в жизни у
него вдруг развязался язык: — Вы самая красивая, самая добрая, самая
очаровательная девушка на свете! Вы обворожительны, и я люблю вас всем сердцем.
Я не смею и помыслить о том, чтобы вы могли полюбить такого, ничем не
замечательного человека, как я, но если вы, дорогая мисс О’Хара, подадите мне
хоть искру надежды, я сделаю все, чтобы заслужить вашу любовь. Я…
Чарльз умолк, будучи не в состоянии придумать никакого
подвига, достаточно трудного, чтобы он мог послужить доказательством глубины
его чувства, и сказал просто:
— Я прошу вас стать моей женой.
При слове «женой» Скарлетт показалось, что ее внезапно
сбросили с облаков на землю. В эту минуту она в мечтах уже видела себя женой
Эшли и потому с плохо скрытым раздражением взглянула на Чарльза. Нужно же,
чтобы этот глупый теленок навязывался ей со своими чувствами именно в этот
день, когда у нее ум за разум заходит от тревоги! Она взглянула в карие, полные
мольбы глаза и не сумела прочесть в них ни первой робкой любви, делавшей их
прекрасными, ни преклонения перед нашедшим свое живое воплощение идеалом, ни
нежности, ни восторженной надежды па счастье, горевшей как пламя. Для Скарлетт
было не внове выслушивать предложения руки и сердца, притом от куда более
привлекательных, на ее взгляд, мужчин, чем этот Чарльз Гамильтон, и у каждого
из них хватило бы деликатности не заниматься этим на барбекю, когда голова у
нее была забита своими, несравненно более важными проблемами. Она видела перед
собой просто двадцатилетнего мальчишку, заливавшегося краской от смущения и
выглядевшего крайне глупо. Ее так и подмывало сказать ему, какой у него нелепый
вид. Но наставления Эллин невольно сделали свое дело, и она, по привычке
скромно опустив глаза, машинально пробормотала подобающие Для такого случая
слова:
— Мистер Гамильтон, я, разумеется, высоко ценю честь,
которую вы оказали мне, прося стать вашей женой, но это такая для меня
неожиданность, что, право, я не знаю, что вам ответить.
Это был изящный способ, не задевая самолюбия поклонника, не
дать ему сорваться с крючка, и Чарльз проглотил приманку с ретивостью неофита.
