Эшли женится на Мелани Гамильтон!
Нет, это неправда! Близнецы что-то напутали. Или, как
всегда, разыгрывают ее. Не может, не может Эшли любить Мелани Да и кто полюбит
этого бесцветного мышонка! Скарлетт с инстинктивным презрением и сознанием
своего превосходства воскресила в памяти тоненькую детскую фигурку Мелани, ее
серьезное личико, напоминающее своим овалом сердечко — такое простенькое, что
его можно было даже назвать некрасивым. К тому же Эшли не виделся с ней
месяцами. После тех танцев в прошлом году в Двенадцати Дубах он был в Атланте
не более двух раз. Нет, Эшли не любит Мелани, потому что… — вот тут уж она
никак не может ошибаться — потому что он влюблен в нее, в Скарлетт! Он любит ее
— это-то она знает твердо!
Скарлетт услышала, как под тяжелой поступью Мамушки в холле
задрожал пол, и, поспешно выбросив из-под себя ногу, постаралась придать лицу
настолько возможно безмятежное выражение. Ни под каким видом нельзя допустить,
чтобы Мамушка заподозрила что-то неладное. Мамушка считала всех О’Хара во ей
непререкаемой собственностью, принадлежащей ей со всеми потрохами, со всеми
мыслями, чувствами, и полагала, что у них не может быть от нее секретов, а
потому малейшего намека на какую-либо тайну достаточно было, чтобы пустить ее
по следу, неутомимую и беспощадную, словно гончая. Скарлетт по опыту знала:
если только любопытство Мамушки не будет немедленно удовлетворено, она тут же
побежит к хозяйке, и тогда, хочешь не хочешь, придется во всем признаваться или
придумывать какую-нибудь более или менее правдоподобную историю.
Мамушка всплыла из холла. Эта пожилая негритянка необъятных
размеров с маленькими, умными, как у слона, глазками и черной лоснящейся кожей
чистокровной африканки была душой и телом предана семейству О’Хара и являлась
главным оплотом хозяйки дома, грозой всех слуг и нередко причиной слез трех
хозяйских дочек. Да, кожа у Мамушки была черная, но по части понятия о хороших
манерах и чувства собственного достоинства она ничуть не уступала белым
господам. Она росла и воспитывалась в спальне Соланж Робийяр, матери Эллин
О’Хара, изящной и невозмутимой, высокомерной француженки, одинаково жестко
каравшей как детей своих, так и слуг за малейшее нарушение приличий. Будучи
приставлена к Эллин, Мамушка, когда Эллин вышла замуж, прибыла вместе с ней из
Саванны в Северную Джорджию. Кого люблю, того уму-разуму учу — было для Мамушки
законом, а поскольку она и любила Скарлетт, и гордилась ею безмерно, то и учить
ее, уму-разуму не уставала никогда.
— А где ж жентмуны — никак уехали? Как жо вы не
пригласили их отужинать, мисс Скарлетт? Я уже велела Порку поставить два лишних
прибора. Где ваши майеры, Мисс?
— Ах, мне так надоело слушать про войну, что и просто
была не в состоянии терпеть эту пытку еще и за ужином. А там, глядишь, и папа
присоединился бы к ним и ну Громить Линкольна.
— Вы ведете себя не лучше любой негритянки с плантация,
мисс, и это после всех-то наших с вашей маменькой трудов! Да еще сидите тут на
ветру без шали! Сколько раз я вам толковала — попомните мое слово, схватите
лихорадку, ежели будете сидеть ввечеру с голыми плечами. Марш в дом, мисс
Скарлетт!
Скарлетт с деланным безразличием отвернулась от Мамушки,
радуясь, что та, озабоченная отсутствием шали, не заметила ее расстроенного
лица.
— Не хочу. Я посижу здесь, полюбуюсь на закат. Он так
красив. Пожалуйста, Мамушка, принеси мне шаль, а я подожду здесь папу.
— Да вы, похоже, уже простыли — голос-то какой
хриплый, — еще пуще забеспокоилась Мамушка.
— Вовсе нет, — досадливо промолвила
Скарлетт. — Принеси мне шаль.
Мамушка заковыляла обратно в холл, и до Скарлетт долетел ее
густой голос — звавший одну из горничных, прислуживавших на верхнем
этаже, — Эй, Роза! Сбрось-ка мне сюда шаль мисс Скарлетт! — Затем
последовал еще более громкий возглас: — Вот безмозглое созданье! Ну, чтоб хоть
был от нее какой-то прок! Нет, видать, придется самой лезть наверх!
Скарлетт услышала, как застонали ступеньки лестницы, и
тихонько поднялась с кресла. Сейчас вернется Мамушка и снова примется
отчитывать ее за нарушение правил гостеприимства, а Скарлетт чувствовала, что
не в силах выслушивать весь этот вздор, когда сердце у нее рвется на, части.
Она стояла в нерешительности, раздумывая, куда бы ей укрыться, пока не утихнет
немного боль в груди, и тут ее осенила неожиданная мысль, и впереди сразу
забрезжил луч надежды. Отец уехал после обеда в Двенадцать Дубов с намерением
откупить у них Дилси — жену Порка, его лакея. Дилси была повивальной бабкой в
Двенадцати Дубах и старшей над прислугой, и Порк денно и нощно изводил хозяина
просьбами откупить Дилси, чтобы они могли жить вместе на одной плантации.
Сегодня Джералд, сдавшись на его мольбы, отправился предлагать выкуп за Дилси.
«Ну конечно же, — думала Скарлетт, — если это
ужасное известие — правда, то папа уж непременно должен знать. Ему, разумеется,
могут ничего и не сказать, но он сам заметит, если там, у Уилксов, происходит
что-то необычное и все чем-то взволнованы. Мне бы только увидеться с ним с
глазу на глаз до ужина, и я все разузнаю — быть может, просто эти
паршивцы-близнецы снова меня разыгрывают».
Джералд с минуты на минуту должен был возвратиться домой.
Значит, чтобы увидеть отца без свидетелей, надо перехватить его, когда он будет
сворачивать с дороги на подъездную аллею. Скарлетт неслышно спустилась по
ступенькам крыльца, оглядываясь через плечо — не следит ли за ней Мамушка из
верхних окон. Не обнаружив за колеблемыми ветром занавесками широкого черного
лица в белоснежном чепце и укоряющих глаз, Скарлетт решительным жестом
подобрала подол своей цветастой зеленой юбки, и ее маленькие ножки в туфлях без
каблуков, перехваченные крест-накрест лентами, быстро замелькали по тропинке,
ведущей к подъездной аллее.
Темноголовые кедры, сплетаясь ветвями, превратили длинную,
посыпанную гравием аллею в Некое подобие сумрачного туннеля. Укрывшись от глаз
под надежной защитой их узловатых рук, Скарлетт умерила шаг. Она с трудом
переводила дыхание из-за туго затянутого корсета: бежать она не могла, но шла
все же очень быстрое Вскоре она достигла конца подъездной аллеи и вышла на
дорогу, но продолжала идти вперед, пока за поворотом высокие Деревья не скрыли
из виду усадебного дома.
Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она присела на поваленное
дерево и стала ждать отца. Он запаздывал, но Она была этому даже рада. Есть
время успокоиться, отдышаться и встретит его с безмятежным видом, не возбуждая
подозрений. Еще минута, и до них долетит стук подков и она увидит: вот он
бешеным, как всегда, галопом гонит коня вверх по крутому откосу. Но минуты
бежали одна за другой, а Джералд не появлялся. В ожидании его она смотрела вниз
с холма, и сердцем у нее снова заныло.
«Нет, неправда это! — убеждала себя дна. — Но
почему он не едет?» Она смотрела на вьющуюся по склону холма дорогу,
багрово-красную после утреннего дождя, и мысленно прослеживала ее всю, вплоть до
илистой поймы ленивой реки Флинт, и дальше вверх по холму до Двенадцати Дубов —
усадьбы Эшли. Теперь в ее глазах эта дорога имела только одно значение — она
вела к Эшли, к красивому дому с белыми колоннами, венчавшему холм наподобие
греческого храма.
