– Мистер Андрич, не хотите ли вы что-нибудь добавить о мисс Сремач? Быть может, обратитесь непосредственно к ней?
Андрич ответил не сразу. Морщины озабоченности избороздили его лоб, и он рассеянно смотрел в сторону задавшего вопрос.
– Сэр, вы верите, что она еще жива? – настаивал репортер.
– Я должен в это верить, – отозвался он достаточно резко.
– Мисс Сремач – друг мистера Андрича, – помогая, вставил Хинчклиф.
– Я знаком с Натальей еще по Хорватии. Я познакомился с ней, когда… – Андрич прервался, оглядывая лица собравшихся. В лекционном зале они выглядели как зрители, смотрящие драму на сцене. – Ее семья была убита, и она, пятнадцатилетняя, осталась совсем одна во время войны.
Хинчклиф про себя одобрил его. Андрич описывал подлинную историю реального человека, много страдавшего и заслужившего нормальную жизнь, после того как видел столько смертей и ужасов.
Андрич смотрел прямо в камеру.
– Наталья говорит на четырех или даже на пяти языках. Я уверен, вполне возможно отыскать слова, чтобы… – он запнулся, – … чтобы найти с ней общий язык.
Глава 37
Джефф Рикмен который час бродил как слепой, преследуемый образом Грейс, завернутой в удушающий пластик. Если бы в то утро он сказал ей что-то, прежде чем уйти, возможно, она не пошла бы на встречу с Натальей. Может, в их ночном разговоре был какой-то ключ к разгадке ее убийства? Он снова и снова прокручивал его в голове. Но они говорили больше о нем, его проблемах, его вине, его необходимости сознаться. Если бы он не был так озабочен необходимостью доложить Хинчклифу о своей ссоре с Джорданом! Сейчас его муки казались такими незначительными, такими надуманными!
Господи! Зачем он выбрал эту – последнюю! – ночь, чтобы облегчить душу? И другая, ужасавшая его мысль преследовала и грызла Джеффа: было ли в его словах что-то, что подтолкнуло Грейс пойти к подруге?
– С тобой все в порядке, милый?
Он услышал голос женщины, но не сообразил, что она говорит с ним.
– Могу ли я тебе помочь? – настойчиво продолжала она.
Он оглянулся – маленькая женщина лет шестидесяти. Закутанная в шаль, в шубе, она напомнила ему русскую матрешку.
– Все нормально, – ответил он.
От нее было не так-то просто отделаться.
– Ты ведь не думаешь нырнуть туда, правда?
Он уставился на нее, озадаченный, затем с удивлением понял, что забрел вниз, к самой оконечности мола. Он с трудом заставил себя улыбнуться, надеясь, что так будет убедительней:
– Просто решил подышать свежим воздухом.
Она посмотрела с сомнением:
– Ну пока, раз все в порядке.
– Я скоро пойду домой. Не надо за меня переживать. – Он почувствовал расслабляющий прилив душевного волнения.
Она еще потопталась в нерешительности, но Рикмен вцепился в поручни ограждения и вскоре услышал ее шаркающие шаги, отступающие в темноту.
Дул несильный ветер. Белые бетонные фасады зданий, расположенных к северу, были подсвечены зеленоватым светом. Он шел, оставляя реку слева от себя, мимо перестроенных под жилье складов. Мрачные некогда пакгаузы превратились в ярко освещенные роскошные апартаменты для состоятельных бизнесменов, футболистов и звезд «мыльных опер». Дальше за ними находилось устье реки, где сварливые воды Мерси встречались с мятежным Ирландским морем. И темнота.
Рикмен шел к машине против ветра, охлаждавшего его лоб и утишавшего боль, которую он ощущал физически. Но страшные мысли продолжали терзать его, нечувствительные ни к холоду, ни к усталости. Идиот, направился прямиком к Джордану домой! Группе наблюдения наверняка поручили присматривать за ним, ограждая от возможной беды.
Он не мог вспомнить, как вернулся домой; понял лишь вдруг, что остановился и держит в руке ключи. Он закрыл машину и, шаркая, потащился к двери.
– Ты не из тех, кого легко разыскать.
Рикмен повернулся, и человек отступил на шаг.
– Черт, Фостер! Нельзя так незаметно подкрадываться к людям.
– Прости, босс. Ты прав. – Голос у сержанта почти пропал – он едва слышно шептал. Ли попытался изобразить одну из своих фирменных усмешек, но отбросил эту бесполезную попытку.
– Слушай, Фостер, я… – Рикмен положил руку себе на горло.
– Забудь об этом.
Они стояли на крыльце, и неловкое молчание увеличивало дистанцию между ними.
– Хочу, чтобы ты знал. Я не стучал на тебя Хинчклифу.
– Я не стал бы тебя осуждать.
– Но я не делал этого.
Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, затем Рикмен кивнул:
– Джордан. Я должен был догадаться.
Фостер подбородком указал на дверь:
– Тогда, может, пригласишь?
Рикмен смотрел на ключи в руке. Он не был уверен, что сможет войти в дом.
Фостер отобрал их у него, отпер дверь и посторонился, уступая дорогу. Рикмен еще секунду-две колебался, потом все же вошел. Квартира была на сигнализации. Он набрал кодовый номер, и в какой-то момент у него закружилась голова. Он осознал, что это Грейс включила сигнализацию перед тем, как отправиться в свою последнюю роковую поездку.
– Мне надо выпить, – пробормотал он осипшим от переживаний голосом.
Фостер прошел за ним в гостиную. Таймер центрального отопления уже отключился, и дом остывал. Камин был вычищен и заполнен укладкой поленьев. Рикмен снова почувствовал боль: Грейс запланировала для них романтический вечер.
Он прошел к шкафчику с напитками, налил виски в два стакана и передал один Фостеру.
– Ты как? – спросил Фостер.
– Окоченел. Сейчас согреюсь. – Он крутанул виски в стакане. – И надеюсь, что через час-другой потеряю сознание. – Рикмен поднял стакан на свет: пленка жидкости осталась на стенках. По такому признаку можно определить, хорошее ли виски, – это был чуть ли не единственный совет, когда-либо полученный от отца.
Он сделал глоток, чувствуя, как приятное жжение спускается к желудку. Он не ел целый день, и алкоголь подействовал незамедлительно, оглушая и согревая.
– Ты поосторожней с этим делом, – сказал Фостер, садясь в кресло. – Ты же не хочешь связываться с дорожной полицией. Они и на бабулю родную дело заведут за безрассудную езду в инвалидной коляске.
Рикмен сделал еще глоток:
– Я не собираюсь выезжать. – Выражение глаз Фостера его насторожило. – Или надо?
Фостер сделал неуверенный глоток из своего стакана, вздрогнул, проглатывая.
– Не стоило бы этого делать… – пробормотал он.
