– Боян Кост? – спросил Фостер.
Тот отрывисто ответил: «Ne».
– Твое имя?
Мужик улыбнулся. И Фостер был уверен, что плюнул бы под ноги, если б не боялся испортить дубовый паркет хозяина.
– Не сомневайся, мы снимем «пальчики» и пропустим через компьютер, – сказал Фостер.
Андрич не проявил никакого интереса, пока Фостер не добавил:
– А если ничего не получится, прогоним через базу Интерпола.
Андрич не сводил с Фостера пристального взгляда, будто запоминая каждую черточку его лица. Затем он посмотрел на телохранителя.
– Ничего не говорить, – сказал ему по-сербски.
Тот чуть мигнул в ответ.
– Что ты сказал? – потребовал Фостер.
Андрич ухмыльнулся:
– Мне надо транслятор. – У него вдруг проявился жуткий акцент, а речь стала корявой. – Мой английский – нет хорошо.
Фостер уставился на него:
– Дерьмо ты последнее, Андрич.
Они тщательно обыскали квартиру, комнату за комнатой. Каждая была отделана и обставлена с не бросающейся в глаза роскошью, которую Андрич мог себе позволить, потому что эксплуатировал, терроризировал и убивал несчастных измученных людей. И пока ему удавалось уходить от наказания.
Сержант Фостер выходил последним. В коридоре на батарее отопления лежали перчатки Андрича. Не дав себе времени задуматься, Фостер достал из кармана два пакета для вещдоков. Один он надел на руку, взял перчатки и положил во второй пакет, который запечатал и засунул обратно в карман.
Они задержали Андрича на двадцать четыре часа. По его словам, у него нет никаких сведений о пропавшей Наталье Сремач и он очень тревожится.
– Непохоже, что вы ночей не спите, – произнес Фостер.
Андрич вежливо ждал перевода на сербскохорватский. Это был хороший ход. Перевод замедлял допрос, смягчал выражения, и, хотя Фостер иногда замечал вспышку раздражения, Андрич ни разу не допустил ошибки и не ответил на вопрос без посредника. Это давало ему время подумать, а заодно и остыть.
Андрич поведал, что ведет законные импортно-экспортные операции. Да, он владеет некоторой собственностью. Это в наше время намного надежней, чем фондовая биржа. Взял на работу Коста, потому что ему нужна была его сила. Обитатели лондонских районов, где он владеет собственностью, иногда бывают чуточку грубоватыми. Он отдает предпочтение сербам и хорватам, потому что это упрощает общение.
На вопрос о Капстике он пожал плечами. Может, тот и звонил. Андрич не мог вспомнить. У него добрые отношения с общиной беженцев. Люди спрашивают его совета, он делает что может, чтобы помочь. Даже полиция иногда просит его подсказки. Говоря это, он, не отрываясь, смотрел Фостеру в лицо, провоцируя сержанта опровергнуть его слова.
Допросили Капстика. Сначала тот сказал, что не помнит об этих звонках, затем – что часто звонит в различные агентства.
– А какое агентство представляет мистер Андрич? – спросил Фостер.
– Он… – Капстик повернулся к своему адвокату, прося подсказки.
Его адвокат поднял плечи и развел руками. Мистер Капстик уже так основательно запутался, что адвокат удивлялся, а есть ли вообще смысл в его присутствии на допросе.
– Он… предоставляет жилье? – полувопросительно произнес Капстик, внимательно следя за реакцией Фостера.
– Вы меня спрашиваете или отвечаете?
Лицо мистера Капстика приняло то высокомерное и даже надменное выражение, с каким он появился на первом допросе.
– Я выдвигаю в качестве предположения, что я мог спросить мистера Андрича, имеется ли у него какое-нибудь жилье, подходящее одному из моих клиентов, – выдал он тираду.
– Или, может, просто даете ему знать, что нашли очередного подходящего беженца с хорошими перспективами на получение вида на жительство, – вставила Харт.
Мистер Капстик плотно сжал губы, и Фостер забеспокоился, что он опять откажется говорить. Капстик говорящий был лучше Капстика молчащего. Пока он говорит, существует возможность, что он, сам того не желая, скажет что-то полезное.
– Мистер Андрич не упоминал, что у вас было соглашение по жилью, – возразил Фостер.
– А что он говорил? – спросил Капстик, бледнея так, что даже губы у него побелели.
– Вы хотите, чтобы я докладывал вам, что нам рассказал Андрич? – спросил Фостер усмехнувшись.
Капстик понял глупость своего вопроса и замолчал, но всем присутствующим было ясно, что он отказался бы признать любые слова Андрича.
На следующее утро в половине одиннадцатого Фостер позвонил Рикмену. Боян Кост ускользнул. Несмотря на описание и фотографии, разосланные в порты и аэропорты, он исчез. Фостер все еще репетировал, что ему сказать, а телефон уже звенел на другом конце линии. Он сочинил эту речь и повторил ее раз сто в течение последнего часа, но когда Рикмен взял трубку, то сказал только:
– Мне очень жаль, босс.
Ему не надо было больше ничего говорить. Рикмен понял, что им приходится выпускать Андрича.
– Группа наблюдения готова? – спросил он.
– Даже если он позвонит в службу точного времени, мы запишем, – ответил Фостер.
– Слежка?
– Готова. Если Наталья жива, мы об этом узнаем.
– Хорошо, – сказал Рикмен. – Хорошо.
Никто из них не рассчитывал обнаружить Наталью здоровой и невредимой, но обнадеживало то, что делается все возможное для ее защиты в том маловероятном случае, если Андрич оставил ее в живых.
– Скоро?
– Максимум через полчаса. Босс, – замявшись, сказал Фостер, – отдел криминалистики получил совпадение по отпечаткам на шее Грейс. – Он услышал, как Рикмен судорожно вздохнул. – Это парень, которого мы арестовали в квартире Андрича. Его зовут Теодор Попович. Они проведут повторные сравнения, но это уже формальности. Мы взяли его, Джефф. Мы взяли убийцу Грейс.
– Нет, Ли, – тихо возразил Рикмен. – Пока нет. – Оба понимали, что речь идет об Андриче.
– Может, я смогу кое-чем помочь. – Он почти слышал, как Рикмен вслушивается в его слова на том конце линии, настолько напряженным было молчание. – Помнишь, я назвал Андрича «скользким ублюдком»?
– Ну? – В голосе Рикмена была настороженность.
– Есть возможность сплести такую сетку, из которой ублюдок не выскользнет.
Ли сто раз вынимал и рассматривал перчатки Андрича, мучаясь над тем, что с ними делать. Не спал всю ночь, надеясь, что, может быть, кто-нибудь его опередит, найдет способ поймать мерзавца. Но этого не произошло. Он понимал, что его задумка грозит крупными неприятностями. Оставляя окончательное решение Рикмену, чувствовал, что это, может быть, единственный способ прищемить Мирко хвост.
