— Как Пиппа? — спросил Бартон. — Я имею в виду после допроса — с ней все хорошо?
Хьюго закрыл дверь гостиной.
— Пиппа? — переспросил он, словно никогда прежде не слышал этого имени. — Да, она в порядке. Сара была… была очень мила. Она… — Хьюго, казалось, потерял ход мысли. Толкнул дверь гостиной и оставил ее слегка приоткрытой. — У вас были какие-то вопросы, — сказал он, наконец усаживаясь на один из светлых зачехленных диванов и приглашая Бартона последовать его примеру.
Но, едва Бартон начал излагать цель своего посещения, зазвонил телефон, и Хьюго вскочил. Он в два прыжка достиг телефонного аппарата и, схватив трубку, прижал к уху.
Триш окликнула его из другого конца коридора:
— Не волнуйтесь, Хьюго. Это один из друзей Пиппы.
— Проклятый аппарат звонит непрерывно, с тех пор как мы вернулись домой, — сказал мистер Паскаль, положив трубку и уставившись на телефон со смесью ужаса и отвращения. — Друзья Пиппы, коллеги Клары — я не собирался им сообщать, но, очевидно, ваши люди уже с ними связались.
— Старший инспектор Макатиер подумал, что это будет правильно, сэр, ведь идут судебные заседания и тот процесс…
Хьюго не слушал. Он снова подошел к двери и вернулся только тогда, когда убедился, что Пиппа положила трубку.
Бартон замолчал и Хьюго смущенно посмотрел на него.
— Простите, — сказал он. — Вы что-то говорили о судебном процессе. — Бартон открыл было рот, но Хьюго немедленно перебил: — Этот процесс, будь он неладен! Клара считала, он даст толчок ее карьере. Господи! Вот уж толчок так толчок, ничего не скажешь!
— Вы не хотели, чтобы она брала это дело?
Хьюго, нахмурившись, глядел на свои руки, сжатые в кулаки на коленях.
— Что заставляет вас думать, что исчезновение вашей жены связано с судебным процессом Касаветтеса?
Хьюго едва заметно передернул плечами и промолчал. Если он и знает что-то о причастности Касаветтеса, он ничего не скажет.
— Сэр. — Бартон подождал, пока Хьюго поднимет на него глаза. — Мы не знаем, кто похитил вашу жену. Мы пытаемся это выяснить. Но у нас нет никаких доказательств, что Касаветтес…
— Какие доказательства вам нужны? — вспыхнул Хьюго.
— Сейчас мы ищем любые зацепки. Однако не исключено, что и кто-то другой затаил по отношению к вашей жене недобрые чувства. Если мы сфокусируемся только на одной версии, то можем упустить важные линии расследования.
Хьюго нерешительно кивнул, признавая резонность этого довода.
— Возможно, ваша жена упоминала о каких-то происшествиях, — продолжал Бартон. — Или о ком-то, кто напугал ее или смутил.
Хьюго резко хохотнул:
— Она имеет дело с подонками, к которым я бы на пушечный выстрел не подошел. А она спокойно сидит рядом и разрабатывает для них убедительную защиту.
— Вы не одобряете работу жены?
Хьюго, казалось, был озадачен этим вопросом и, помедлив, ответил:
— Клара не нуждается в моем одобрении. Она защищает с той же энергией и страстью, с какой преследует по суду. Она предоставляет жюри присяжных право решать вопрос о вине или невиновности. Можно подумать, эти люди обретают мудрость Соломона, как только их приведут к присяге.
— Вы хотите сказать, что она наивна?
— Нет. Но, как и правосудие, она может быть слепой.
— Боюсь, что не совсем понимаю вас, сэр.
Хьюго вздохнул:
— Клара видит, когда свидетельство против ее клиента сфабриковано, но вместе с тем она рада предоставить присяжным право решать вопрос о вине или невиновности.
— Это — закон, сэр, — мягко сказал Бартон. Он не видел никакого смысла в словах Паскаля. С одной стороны, тот вроде бы не на шутку взволнован исчезновением жены, а с другой, чуть ли не обвиняет ее в том, что случилось.
— Вы можете припомнить какой-нибудь недавний случай, когда решение было вынесено вопреки свидетельским показаниям? — спросил он.
Хьюго устало провел рукой по лицу:
— Мы нечасто это обсуждали. В семейной жизни есть и другие проблемы…
Бартон был убежден: такая позиция свидетельствует скорее о глубокой пропасти между Паскалем и его женой, но вслух своего мнения высказывать не собирался. Он решил пойти по другому пути:
— Эти люди, к которым, по вашим словам, вы бы на пушечный выстрел не подошли. Кого-то из них можете выделить?
Хьюго смотрел в пол. Бартон подумал, что тот снова углубился в собственные мысли, и нетерпеливо передернул плечами.
— Ну… — пробормотал Хьюго, обращаясь словно бы к самому себе. — Был один тип… — Он перевел взгляд на Бартона. — Насильник. Клара защищала его, но даже она была рада, когда его признали виновным.
— Вы помните его имя, сэр?
Паскаль покачал головой. В то же мгновение зазвонил телефон. На сей раз Триш успела взять трубку задолго до него.
— Это Пиппе звонят! — крикнула она через холл.
Хьюго нахмурился:
— Он тревожил Клару. Она даже просила, чтобы у нее забрали это дело, но никто не согласился. Да, — задумчиво продолжал он. — Клара его побаивалась.
— Вы помните, когда это было?
Хьюго беспокойно посмотрел на дверь:
— Что?
— Судебный процесс, — терпеливо повторил Бартон. — Когда был суд над этим насильником?
Хьюго открыл дверь и попросил:
— Пиппа, повесь, пожалуйста, трубку, милая.
— Сэр?
Тот обернулся:
— Когда? Недавно. Совсем недавно. — Его голос вдруг сорвался на крик. — Пиппа!
— Хорошо, пап!
Хьюго наморщил лоб, старательно припоминая:
— В ноябре… нет, немного раньше. Возможно, в октябре прошлого года.
Бартон собирался спросить, где проходил процесс, но Хьюго уже вышел в холл. Через открытую дверь Бартон видел, как он отобрал у девочки трубку и со стуком положил на рычаг:
— Ради бога, Пиппа! Оставишь ты наконец в покое этот чертов телефон!
Пиппа, видимо, испугалась отца, нависшего над нею как башня. Девочка так и сжалась. Хьюго осторожно протянул к ней руку, словно желая извиниться, и тут она закричала:
— Нет! Не трогай меня! Я тебя ненавижу!
Пиппа с плачем побежала наверх. Хьюго явно собирался броситься за ней, но Триш остановила его.
— Позвольте мне, — попросила она.
По дороге назад в участок Бартон размышлял о том, как легко Хьюго соглашается с Триш и каким авторитетом эта женщина пользуется в доме Паскалей.
Глава десятая
Он возвратился, чтобы наблюдать за ней, но отказался отвечать на ее вопросы. Упорствуя в немоте, он беззвучно застыл наверху деревянной лестницы. Клара пыталась уловить малейший звук — еле слышное шарканье подошвы по доскам, когда он переступает с ноги на ногу, хотя бы вздох, — но он был тих, как кошка, и бесконечно более жесток.
