Лоусон немного помолчал, собираясь с мыслями, припоминая детали. Они мчались по шоссе. С обеих сторон искрились поля, влажные в золотистом солнечном свете поздней осени.
— Портеру удалось убедить Касаветтеса допустить его к процессу изготовления крэка, хотя поначалу тот сопротивлялся. Само собой, Портер поклялся, что и пальцем не прикоснется к товару.
— Но не смог удержаться и сунул пальчики в варенье.
— Нет, — покачал головой Лоусон. — Все было совсем не так. Портер сдержал свое слово. Касаветтес вроде бы доверял ему и взял с собой — посмотреть, годится ли им новое помещение: есть ли электричество, газ, вода и так далее. Обычно, если место казалось Касаветтесу подходящим и безопасным, он сразу расплачивался и вместе со своими подручными на недельку исчезал. Через неделю единственным признаком их пребывания в арендованном помещении были лишь несколько пустых коробок из-под бутербродов да слабый запашок стряпни.
Лоусон сделал паузу, глубоко вздохнув, прежде чем продолжить. Прошло десять лет, но он все еще видел случившееся тогда так ясно, как это шоссе впереди. А ему-то казалось, что он покончил с той историей навсегда.
— Они подъехали, и Касаветтес послал Портера осмотреться в здании — там почему-то горел свет. Портер пересек фабричный двор. Он нисколько не волновался. Ему было прекрасно известно, что люди Касаветтеса проверили все загодя. Видимо, охранники просто забыли в спешке выключить свет, подумал он. И вот он переступает порог склада… — Лоусон шумно выдохнул. — …И находит там двух охранников. Оба убиты. Один выстрелом в голову, другой получил две пули в грудь. Перед ними на столе валяются карты — они играли в покер. Тот, что ранен в грудь, еще дышит. — Лоусон взглянул на Бартона. — А потом входит Касаветтес…
— Он застрелил Портера?
— О нет, — негромко сказал Лоусон. — Воображение у Касаветтеса гораздо богаче. Он с самого начала знал, что Портер работает на нас. Даже не знаю, случайность это или он подстроил двойное убийство только ради того, чтобы убедиться: с Портером все кончено — ведь Портер и уйти не сумеет, и о произошедшем никогда не скажет. — Он сглотнул, ощущая неприятный кислый привкус во рту.
Бартон понимал, что Лоусон неспроста пустился в мучительные для него воспоминания. Он ждал, поглядывая в окно на вырисовывающийся вдалеке силуэт города Элсмир-Порт. Слабый запах нефтехимических продуктов сквозил сегодня в воздухе, пойманный в ловушку холодным ветром, дующим с реки Мерси.
— …Касаветтес протягивает Портеру орудие убийства, и Портер — ты только представь! — берет его. Он знает, что пистолет не заряжен — Касаветтес в жизни бы не дал ему заряженное оружие, — но он берет его, потому что у него нет выбора. Тогда Касаветтес приказывает трем своим людям держать Портера и прибивает его ноги гвоздями к полу.
— Боже правый!!!
Лоусон откашлялся:
— Я получил предупреждение. Мне позвонили прямо домой. Не на работу. Даже не на мобильник. Это фишка Касаветтеса, Фил: он настигает тебя там, где ты живешь. Я иду прямо на фабрику. И нахожу Портера в комнате с двумя мертвыми охранниками. Второй парень, должно быть, умер, слушая его крики.
— Ну и дела! — выдохнул Бартон. — Что было с Портером дальше?
— Дальше?.. Он сказал, что у него от кокаина крыша поехала. Сказал, что не понимал, что делает. Признал себя виновным в двойном убийстве.
— Ой да ладно! У него же эти гребаные гвозди из ног торчали!
— По его словам, он сам себя покалечил. — Лоусон недоверчиво покачал головой. — Заявил, что его переполняло раскаяние.
Повисла тяжелая пауза.
— Портер был моим напарником, Фил, — сказал наконец Лоусон. — Мы вместе учились, потом нас обоих распределили в один и тот же участок в Уоррингтоне. Два года мы шагали вместе. — Он немного помолчал. Имелись еще кое-какие детали, о которых Лоусон предпочитал не думать, но уж если он собрался поведать Бартону эту историю, так надо рассказывать все. — Понимаешь, это ведь я… я убедил его сдать Касаветтеса. И вот Портер уже десять лет парится за решеткой в одной камере с извращенцами. — Он искоса взглянул на Бартона. — А ты знаешь, как в тюрьме обращаются с легавыми…
— Портер сам сделал свой выбор, Стив, — перебил Бартон. — Он лизал руку Касаветтеса задолго до того, как ты об этом узнал.
Лоусон уставился на свои колени с таким заинтересованным видом, точно на них обнаружились письмена древних майя, и выговорил сквозь зубы:
— Он был хорошим напарником. И хорошим полицейским.
— Но позволил Касаветтесу уйти. — Бартон сбавил скорость до сорока миль в час, приближаясь к въезду в тоннель Уолласи.
— Не суди его, Фил. Его карьера рухнула. Из полиции ему в любом случае пришлось бы уйти: обвинения по делу о наркотиках было достаточно, чтобы засадить его на пять лет. Зато он не вступил бы в игру с Касаветтесом, его бы не пытали, не подставили так страшно. А он попытался рискнуть и помочь полиции. Касаветтес все подстроил, и мы сыграли прямо ему в руки. У Портера была семья, прежде чем Касаветтес добрался до него. Была — понимаешь?!
— Он сам от всего отказался.
У пропускного пункта на мост Бартон бросил в корзину несколько монет, и они продолжили путь.
Оставшуюся часть пути они проделали в молчании. Дорога из тоннеля к ливерпульским берегам Мерси была серой и унылой, несмотря на солнечный свет. Они проезжали мимо рядов грязноватых витрин. Некоторые из владельцев не потрудились поднять ставни и, по-видимому, вели свой бизнес в мрачном искусственном свете. Узкая полоса окружной дороги открывала на короткое время просторы игровых площадок и парков по обе стороны Бриз-хилла. Через десять минут они достигли тюрьмы Ее Величества Брек-Мур.
— Касаветтес, как пить дать, рассчитывает на то, что ты ничего не знаешь о Портере, — предупредил Лоусон Бартона. — Он — головорез, но далеко не дурак. Не верь ни одному его слову, слышишь, ни одному!
Бартона его страстный призыв не особенно впечатлил. Лоусон даже спросил себя: а не сгущает ли он краски, изображая Касаветтеса настоящим исчадием ада? И тут же вспомнил выражение лица Тома Портера, которого посетил днем ранее, и его сдавленный шепот:
Я скорее отрежу себе язык, чем буду свидетельствовать против Касаветтеса.
Касаветтес появился в дальнем конце коридора. Дверь за его спиной лязгнула и закрылась. Его сопровождали два надзирателя. Лоусон невольно возмутился, глядя, как они держат дистанцию, не касаясь его, выказывая тем самым почтение, граничащее со страхом.
За десять лет Касаветтес, похоже, почти не изменился. Волосы по-прежнему густые и темные, двигается с той же непринужденной легкостью атлета. Ага, да он отпустил бородку, если, конечно, можно так назвать узенькую аккуратную полоску, тянущуюся от нижней губы до подбородка. Усы, как всегда, тщательно подстрижены. Образ Касаветтеса, прихорашивающегося перед зеркалом с маникюрными ножницами в руке, промелькнул в голове у Лоусона, и он невольно поежился.
