Весь день он провел как на иголках, зная, что люди Касаветтеса будут, вероятно, наблюдать за Фрэн. В восемь тридцать, после окончания совещания, отчаявшись побороть все усиливающееся беспокойство, он позвонил домой, чтобы спросить, все ли в порядке. Тон Фрэн был холодным, но уже не таким сердитым, и он рискнул поинтересоваться, не видела ли она кого-нибудь сегодня днем.
— Мама заезжала нас проведать, а что?
Он устало провел рукой по лбу:
— Я просто волнуюсь, что ты там совсем одна.
— Прежде это тебя не волновало, — резко заметила она.
Бартон вздохнул, но прежде, чем он успел что-то сказать, Фрэн добавила:
— Прости меня, Фил. Это все потому, что ты испортил этот чертов ковер, ночью я спала всего три часа, а Томми целый день куксился. — Судя по ее голосу, она смертельно устала.
— Я понимаю, — сказал Бартон. — Вот подожди… Когда мы закончим расследование…
— Не давай обещаний, которых не можешь сдержать, — перебила она.
Он промолчал: не хотел затевать ссору. Фрэн, должно быть, уловила обиду в его молчании, потому что произнесла более мягко:
— Пока. Скоро увидимся.
Бартон достал отчет, над которым работал, и начал писать.
— Завтра работаем вместе, — подошел к нему Лоусон.
Рука Бартона дернулась, изобразив птичку в конце слова и едва не порвав бумагу.
— Где? — спросил он, стараясь сохранить нейтральный тон и заранее страшась ответа.
— Едем в тюрьму Брек-Мур. Посмотрим, как Рэй Касаветтес объяснит тот факт, что его брат шпионил за Кларой Паскаль.
— Но почему я?
— Собирался всей семьей пойти завтра в церковь, да, Фил?
Мужчины обменялись пристальными взглядами, Бартон первым отвел глаза.
— Я думал, с этим разберутся ребята из ночной смены, — попытался оправдаться он.
— Они должны допросить Майкла, — поправил Лоусон. — Что касается Рэя, он мой.
— Да я и не претендую…
Когда Бартон поднял глаза, Лоусон все еще оценивающе смотрел на него.
Бартон поспешно улыбнулся:
— Да ладно, босс… Он все равно ничего нам не скажет. Какой смысл нам двоим тратить целое утро впустую?
— Ты его знаешь, — сказал Лоусон. Если он и заметил болезненную судорогу, на миг исказившую лицо Бартона, то ничем не выдал себя. — И к тому же знаешь о моих прошлых… отношениях с ним, — добавил он. — А я не хочу ничего объяснять тем, кому не доверяю, Фил.
— Я просто не уверен, что…
— Что?
Что он мог сказать? Я не уверен, что могу встретиться с Касаветтесом лицом к лицу, не схватив его при этом за горло? Я обозвал Портера трусом, но на его глазах умер человек, и Касаветтес фактически распял Портера, так что у бывшего полицейского были намного более веские оправдания для трусости, чем у Бартона. Несколько смазанных фотографий жены и ребенка бледнели в сравнении с тем, что Касаветтес сделал с Портером.
Бартон сгорбился:
— Ничего, босс… В котором часу за тобой заехать?
— Поедем после утреннего совещания. — Лоусон кивнул на отчет. — Ты еще долго?
— Нет, а что? — моментально насторожился Фил.
— Хотел предложить пропустить по пинте пива, вот и все.
Бартон посмотрел на часы:
— Послушай, босс…
— Понимаю, — сказал Лоусон. — Ты хочешь поскорее вернуться домой. — Он сжал плечо Бартону. — Передай Фрэн мои наилучшие пожелания.
Глава двадцать восьмая
Предположения, сказал он. Вы всегда слишком поспешно делали предположения. Клара налила себе еще одну чашку супа и медленно, по глоточку выпила — никогда прежде она не получала такого наслаждения от еды. Он называет меня «адвокат Паскаль». Значит, он бывший клиент или я была адвокатом его оппонента. Он полагает, что я сделала какие-то поспешные и неверные предположения и с ним поэтому обошлись несправедливо? Его ошибочно признали виновным? Или, возможно, он считает, что я недостаточно для него старалась?
Его последняя фраза не давала ей покоя. У меня множество причин… сохранить тебе жизнь. Ну что ж, можно только порадоваться, что у него «множество», ей приходят в голову только две, причем первая, — выкуп, — казалась наименее вероятной.
Итак, ты здесь с сумасшедшим, сделала Клара вывод и засомневалась. Он не был сумасшедшим, по крайней мере, по тем стандартам, которые были ей известны. Он способен рассуждать, управлять своими импульсами. Управлять тобой, Клара.
В колледже у нее был друг, который изучал психологию.
— Есть такой эксперимент, — рассказывал он. — Классический. Ты предлагаешь объекту одну плитку шоколада сейчас или три — потом. Более интеллектуальный, менее импульсивный человек выберет вариант «три плитки через некоторое время».
«Отсрочка вознаграждения» — так это называется. Так и какого же вознаграждения дожидается человек в маске, чтобы потом испытать большее наслаждение? Ее внутренний голос неотступно мучил ее вопросами. Как ты думаешь, Клара, почему мужчины похищают женщин прямо посреди улицы? Она пыталась убедить себя, что ради выкупа, но каждый раз, мысленно возвращаясь к этому, она приходила к выводу, что, если бы он хотел за нее выкуп, он давно бы уже получил деньги.
О господи! Голова чуть не лопалась от мрачных мыслей, которые изводили ее во сне и наяву. Сердце глухо стучало в горле, а в глазах щекотало от закипавших слез.
— Это не поможет. — Звук собственного голоса странным образом успокоил ее.
Нельзя позволять воображению выходить из-под контроля. Если он собирается причинить тебе боль, то обязательно это сделает — если ты не придумаешь способ отговорить его.
— Он выбрал тебя не случайно, — громко произнесла Клара. — А теперь подумай: почему?
Нечасто, раза два или три в год, она выступала на стороне обвинения. Может быть, в этом дело? Клара работала с полной отдачей, уверенная в профессионализме защиты: адвокат выявит все слабости и недостатки обвинения — у нее на суде были достойные противники. Но несколько дел, которые она вела — немного, пожалуй, всего четыре или пять за всю карьеру, — где защита была, мягко говоря, неадекватна, скорее некомпетентна, не давали ей покоя даже несколько лет спустя. Последнее — о нанесении тяжких телесных повреждений: была жестоко избита девушка-наркоманка. Сосед услышал крики и вызвал полицию. Какой-то злоумышленник ворвался в квартиру, сообщила Кали, а ее друг, Уоррен, дал ему отпор. Но, когда ей оказывали первую помощь в больнице, она шепнула одной из медсестер, что именно Уоррен и покалечил ее.
Улики были неопровержимыми. На руках и одежде Уоррена была обнаружена ее кровь, на костяшках пальцев — ссадины и синяки, лицо исцарапано. Конечно, он уверял, что раны получил, защищая подругу, а затем успокаивая ее, пока они ждали «скорую», но девушка была непреклонна: желала свидетельствовать, что Уоррен отделал ее кулаками и ногами, после того как обнаружил пропажу денег — она стащила их, чтобы купить наркотики.
