Передает наличные (всегда только наличные) и приятно улыбается — он успокоился. Женщина подталкивает ему через прилавок небольшой пакет.
Он не будет смотреть на нее, пока она принимает ванну. Подождет. Попросит, чтобы надела одежду, которую выбрал специально для нее, — она это сделает, он в этом уверен, — со вкусом подобранное нижнее белье, красивое платье. Она будет думать, что он собирается ее отпустить.
Выходит из магазина, предвкушая их вечер вдвоем.
Он отведет ее в спальню. Сначала она смутится, но потом, когда поймет, что на самом деле ее ожидает, испугается, ударится в слезы. Но это пройдет, потому что она готова и скажет все, что угодно, сделает все, что ему хочется, лишь бы получить свободу.
К тому времени, когда он доходит до автомобильной стоянки, успевает мысленно пережить все события ночи от начала до конца. Он знает порядок и время, определенное для каждой стадии, но сегодня желает импровизировать. Все возможно. Не поворачивая головы, смотрит по сторонам, скашивая глаза. Никто не замечает его. Он как хамелеон — снова серый и незаметный в толпе.
Глава тридцать седьмая
Ее ужас притупился с течением часов и дней. Теперь все, что она чувствовала, — вполне терпимое желание есть. Но страх, хотя менее интенсивно, все-таки производил свое разрушительное действие. Дня два назад она ощутила, будто какая-то часть ее «я» обрушилась, не способная более выносить бремя случившегося.
Сколько раз она выходила после консультации с клиентом в камере, расположенной под зданием суда, в ужасе: как они выдерживают? Быть запертым в четырех стенах под неусыпным контролем охранников… Ей казалось, что, если бы кто-то попытался отнять у нее свободу, она боролась бы как сумасшедшая, пока не победит.
Она смотрела вниз, туда, где на бедрах лежали ее руки, слабые, безвольные, ладонями кверху, и не видела их. Темнота была густой и непроницаемой. Я не могу бороться, потому что у меня нет рук, подумала она, захихикала и поспешно подавила смех, испугавшись, что не сможет остановиться. В течение некоторого времени ее забавляла мысль, что она давно уже не в подвале, а просочилась через черный каменный пол, растворилась в грязной слизи. Испугалась за рассудок, глубоко вздохнула и ощутила, как в горле забилось сердце.
Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Полиция ведет поиски, тебя ищут. Представила цепочку полицейских, мужчин и женщин, — синюю ленту в открытом поле, — медленно продвигающихся шаг за шагом, ощупывающих кочки седеющей травы, они раздвигают высохшие стебли крапивы, выбирая какой-то мусор из путаницы сорняков, подобно усердным парковым смотрителям.
С усилием распахнула глаза и уставилась в темноту в попытке избавиться от яркой картинки, которая еще несколько секунд держалась на сетчатке, — высвеченного фотовспышкой изображения собственной смерти.
Вопросы нахлынули помимо ее воли: а вдруг все решили, что я мертва? что, если сдались?
— Прекрати, Клара! — Голос показался ей неестественным, нереальным, плоским и унылым в замкнутом пространстве. — Не забыли и не сдались.
Она где-то читала, что заложники иногда вступали в связь со своими похитителями. Человек в маске спать с ней, слава богу, не собирался, но по-своему к ней привязался. Она пыталась понять, как так получается: легко ненавидеть абстрактно, презирать то, чего в самом деле не знаешь. Разве не в этом заключается расовая ненависть? Но встань лицом к лицу с человеком, поговори с ним — и фанатизм исчезает.
Кого ты пытаешься одурачить, Клара? — потребовал ответа ее злобный внутренний голос. Сделай из человека животное, и ты можешь ноги об него вытирать. Ей не нужно было света, чтобы почувствовать въевшуюся грязь на руках и лице. Она подняла руку к волосам: ее тщательно скрепленный узел распустился во время борьбы в фургоне, волосы были всклокоченными и сальными. Губы раздулись и потрескались.
— Животное… — прошептала она. От римских завоеваний и до становления Третьего рейха люди оправдывали свою жестокость, лишая своих жертв человеческого облика. Она почувствовала отвращение к себе. То, что случилось с ней — что он с ней сделал, — превратило ее в существо, которое она не узнавала и могла только презирать. Как же можно требовать от него другого отношения?
О чем она думает? Неужели действительно хочет понравиться этому монстру? Интересно, что сказала бы по этому поводу Микаэла, ее невозмутимая подруга-адвокат, которая всегда находит общий язык даже с агрессивными клиентами? Микаэла слишком великодушна, чтобы злорадствовать, когда ее утверждения оправдываются. При воспоминании о подруге глаза Клары наполнились слезами.
Она вздохнула и вытерла глаза полой мантии. Он меня ненавидит, это я понимаю и изменить не могу. Этот человек унижал меня, морил голодом. Он хочет причинить мне боль. Так что же его останавливает?
Время, подсказал ей внутренний голос. Это только вопрос времени. Каждую секунду, минуту, час и день, который ты провела здесь, он к этому готовился. Может быть, уже начался обратный отсчет?
Я больше не буду сидеть и ждать, когда это случится.
Она подергала цепь. Та держала ее крепко, не поддаваясь на самые отчаянные усилия. Замок — самое слабое звено, подумала Клара. Хорошо, но как ты собираешься открыть его — ногтями?
Сколько мужчин, которых она защищала, могли в два счета вскрыть любой замок перочинным ножом, шпилькой для волос! Господи! Дрожащими пальцами Клара еще раз провела по волосам, ощупывая то, что осталось от прически. Хоть бы одна шпилька!
Бесполезно! Все выпали. Все до единой. Клара похлопала руками по матрацу. Ничего. Встала, и темнота вокруг нее, казалось, зашевелилась, через секунду ноги подкосились и она упала обратно на матрац, туго натянув цепь и вскрикнув от боли в лодыжке.
Она судорожно втягивала в себя воздух широко раскрытым ртом. Почему бы тебе не сдаться, Клара, и не начать стонать? Это ведь облегчит твои страдания, верно?
На этот раз, вместо того чтобы добить, злобный, ядовитый голос рассердил ее — ей захотелось кусаться, царапаться, стучать ногами, дико кричать.
— Пошел к черту! — вопила она. — Почему бы тебе не отправиться ко всем чертям и не оставить меня в покое?
Она сразу почувствовала себя лучше. Микаэла всегда говорила, что, если разрешить себе выругаться, это здорово снимает напряжение. Клара вспомнила об одном «пьяном» девичнике во времена их студенчества: она тогда разозлилась на какое-то покровительственное замечание, сделанное одним из их наставников, и Микаэла сказала: «Хорошее смачное ругательство выведет всю злость из твоего организма».
Клара засмеялась. Это было больше похоже на рыдание, но она решилась и встала, на этот раз медленно, опираясь о стену. Опустилась на колени.
Матрац был тонким и легким, но ей потребовались все силы, чтобы поднять его и прислонить к стене: какой смысл найти эту чертову вещицу только для того, чтобы она отскочила в темноте и оказалась вне досягаемости? А так, по крайней мере, шпилька будет поймана в ловушку между стеной и матрацем.
