Он почувствовал напряжение Севастьянова и понял, что тот к чему-то готовится. К чему-то...
Еще Ластычева насторожило поведение Некрасова: капитан взял чемоданчик, прижимая его к груди, отнес к «Уралу», рядом с которым сидели его бойцы, залез в кузов и очень быстро вылез оттуда – по-прежнему с чемоданчиком.
В голове у Ластычева немного гудело – двухметровый десантник бил хорошо, на учебных занятиях не терял времени даром.
Он вдруг вспомнил своего ефрейтора – Ваню, как тот спрашивал, болит у него голова или нет.
«Сейчас я бы ответил – да. Но это тоже к делу не относится».
Он умел отключать боль, не замечать ее, если требовалось.
Ластычев продолжал курить, то и дело поднося короткий окурок к губам. Спичек у него не было, поэтому он решил прикурить следующую сигарету от этой.
Некрасов положил чемоданчик в машину, тент был снят, и Ластычев хорошо это видел. Он положил чемоданчик на переднее пассажирское сиденье, хотя брал его с заднего.
«Нестыковочка. Или – знак?» – подумал Ластычев и широко улыбнулся приближавшемуся капитану. Он поднял окурок и уважительно покачал головой.
Лицо Некрасова осталось неподвижным.
И еще Ластычеву показалось, что чемоданчик стал немного тяжелее. Может быть, не слишком – таким ребятам, как Некрасов, все равно: что килограмм нести, что двадцать, – но все-таки по изгибу запястья, по проступившим сухожилиям мышц, когда он ставил чемоданчик на сиденье, Ластычев это заметил.
– Да. Но... В Бронцах было сто человек. Один к ста – этот счет меня не устраивает. Былев пожал плечами:
– Мне поручено доставить объект. То же самое написано в приказе министра обороны, который я вам передал. Давайте не будем останавливаться на частностях.
– Нет, я хочу именно остановиться. – Севастьянов повысил голос. – Я хочу, чтобы все присутствующие знали, что моя точка зрения по этому вопросу именно такова, и менять я ее не собираюсь. Будь моя воля – я бы его уничтожил. Взорвал бы к чертовой матери, чтобы даже следа от него не осталось.
* * *
– Вы позволите, Лев Сергеевич... Я хочу прежде высказать свое частное мнение...
– Вы можете изложить его в рапорте, – отрезал Былев. Мягко, но решительно. Ему удалось и соблюсти субординацию, и дать понять старику, что его мнение никого особенно не интересует.
Севастьянов приподнялся и выглянул в окошко.
«Урал» подъехал задним ходом к бензовозу, солдаты прицепили трос к фаркопу. Грузовик заревел, и цистерна стала медленно отползать.
– Пока еще есть время, я прошу меня выслушать. Я хочу, чтобы это было не только в моем, но и в вашем рапорте. Былев развел руками – как вам будет угодно.
– Я считаю, – генерал говорил четко и кратко, – что этот объект никуда перемещать нельзя. Мы должны уничтожить его на месте. Объект опасен – вы не можете этого отрицать. Он заставляет людей творить немыслимые вещи. У меня есть достоверные сведения, что никого из жителей деревни Бронцы в живых не осталось. Они перерезали друг друга, словно взбесились. То же самое было и с патрульной машиной Ферзиковского РОВД. Вы должны это знать из сводки происшествий.
– От кого вы получили сведения про Бронцы? – немного бесцеремонно спросил Былев.
– От кого? – Генерал опешил. – От одного человека, которому я доверяю. Он, кстати, будет у нас проводником. Это мой бывший офицер, боевой офицер, и...
– Значит, он был там и остался в живых? – уточнил Былев. Это получилось само собой, непроизвольно.
Некрасов и Ластычев, стоявшие перед палаткой, коротко дернули головами, будто хотели переглянуться, но оба тут же вернули головы на место, причем каждый заметил движение другого. И каждый немного напрягся.
– Да. Именно так я бы и поступил. Потому что... Эта штука нам не нужна.
– Объект нуждается во всестороннем изучении, – начал Былев.
– После чего он окажется на вооружении, – закончил за него Севастьянов. – Вы не думаете, что это именно то, чего от нас хотят? А? Чтобы мы сами уничтожили друг друга с помощью этой штуки? Потому что это будет экономнее, чем вступать с нами в контакт?
– Я думаю, что мне следует исполнять приказ. И еще я думаю... Прошу меня извинить, товарищ генерал... но я считаю, что и вам тоже – следует исполнять приказ. – Былев покосился на лист бумаги, лежавший на краю стола.
– Отлично. – Генерал рывком поднялся. – Значит, переубедить вас мне не удастся? Былев тоже встал.
– Это не наше частное дело. Мы с вами не уполномочены решать такие вопросы.
– Хорошо, майор. Спасибо, что выслушали. И вам, Залина Александровна, – Севастьянов повернулся к Плиевой, – спасибо. Я надеюсь, что вы сможете четко отразить мою точку зрения в своем рапорте.
Плиева кивнула, Былев с усмешкой посмотрел на нее, как на сообщницу.
– Ладно. Не будем тянуть время. Я принял решение. Я поеду вперед – проводник покажет мне дорогу, а вы, майор, со своей техникой будете следовать за мной. Если дорога окажется в хорошем состоянии...
– Товарищ генерал! – перебил его Былев. – Я считаю, вам следует остаться здесь. Это – мое личное мнение. Можете отразить его в своем рапорте.
– По-моему, вы забываетесь, майор, – начал Севастьянов.
– У меня в машине – аппарат прямой связи с министром обороны. Давайте включим его и уточним все нюансы. Заодно можете высказать министру ваши соображения.
В палатке повисло молчание. Ситуация была патовой.
– Прекрасный сегодня денек... – раздалось с улицы. Дальнейшее произошло мгновенно.
– Прекрасный сегодня денек... – сказал Ластычев.
Эту фразу они повторяли часто, мужчины без женщин, мужчины, воевавшие там, где было мало воды.
Каждое утро они просыпались и, потягиваясь, повторяли эту фразу, пущенную в обиход с легкой руки подполковника Севастьянова.
– Прекрасный сегодня денек, – нарочито бодро говорили они, независимо от того, какая была погода. – Отличный денек для того, чтобы умереть...
Они говорили это, не задумываясь, повторяли, чтобы поднять себе настроение. И – странное дело! – это срабатывало. Если с самого утра даешь себе такую установку, то все кажется мелким и пустым по сравнению с одной целью – дожить до вечера. Чтобы назавтра начать все сначала. Правда, не всегда и не всем это удавалось – дожить до вечера. присел, хватая его за подколенные сгибы, и потянул на себя. Капитан упал. Ботинки капитана торчали из подмышек Ластычева. Он поднял ногу и резко опустил ее на грудь Некрасову. И быстро побежал к уазику, придерживая сваливающиеся штаны.
Бойцы Некрасова среагировали мгновенно. Они бросились ему наперерез, и на какое-то мгновение Ластычеву показалось, что он не успеет. Он одним прыжком вскочил на капот и вторым – словно каскадер в голливудском фильме – оказался на водительском сиденье, успев развернуться в воздухе на сто восемьдесят градусов. Ключи торчали в замке.
