Оперативный сорвался на крик, чуткая мембрана усилила его до такой степени, что Денисов невольно убрал трубку от уха.
– Отставить! Сейчас же вернуть людей назад! Как поняли?
– Понял вас – вернуть людей назад. А?.. – Он пробовал что-то спросить, но оперативный не давал вставить ни слова. Видимо, ему самому только что НАГОРЕЛО.
Денисов услышал шорох: оперативный листал какие-то бумаги.
– Денисов! Где это произошло?
– В районе деревни Бронцы...
– Слушай меня. Немедленно выставить оцепление... – снова шорох, – у железнодорожного переезда. В сторону Бронцев никого не пускать. Самим дальше – ни ногой. Ждать прибытия основных сил. В вашем районе проводится войсковая операция. Командующий – генерал-лейтенант Севастьянов. С этой минуты ты находишься в его полном распоряжении. Оставайся на связи, жди указаний. И вот еще что – постарайся к его прибытию представить точный доклад обо всем, что происходило сегодня, начиная... С девяти ноль-ноль. Приказ ясен?
– Так точно.
– Выполняй.
– Слушаюсь.
– Денисов!
– Да.
В трубке повисло недолгое молчание. Затем снова раздался голос оперативного, но на этот раз он был уже не таким уверенным:
– С той стороны... со стороны Бронцев и Юркина могут быть попытки проникновения... Там ведь остались люди?
«Что значит остались? Они там и есть. Их больше сотни...» – Денисов почувствовал, как по его спине поползли нехорошие мурашки.
– Так вот. Твоя задача – не пускать их дальше переезда. Понял?
«Понять-то я понял, но.. Как это сделать? И почему...»
– Так точно, понял. Разрешите уточнить?
– Давай.
– Какими средствами я должен это обеспечить? Снова пауза. Сосредоточенное сопение. Видимо, оперативному самому не хотелось это говорить.
– Любыми, вплоть до применения табельного оружия. У Денисова перехватило дыхание.
– Табельного оружия? – Он впервые позволил себе переспросить.
– Ты слышал.
– Я хотел бы иметь письменный приказ, – твердо сказал Денисов.
Оперативный будто ждал этих слов.
– Сейчас тебе отправят шифрованную телеграмму. Но ты все равно должен быть готов. Твоя задача – продержаться до прибытия основных сил.
– Что-нибудь серьезное?
Шелест бумаг и какие-то голоса на заднем плане.
– Я сам пока толком ничего не знаю. Мы в этой упряжке– пристяжные. Коренником идет армия и безопасность... – Видимо, оперативный и так уже сказал много лишнего Он по молчал. – Нам прислали ноты, и мы должны петь. Ты понял?
– Да... – Денисов помедлил, потом добавил: – Так точно.
– Выполняй. Для тебя главное – удержать оцепление. Переезд – ни метром дальше.
– Слушаюсь.
В трубке раздались короткие гудки. Он машинально взглянул на часы: одиннадцать тридцать шесть. Затем вскочил из-за стола, распахнул дверь и побежал по коридору в дежурку.
– Костюченко! Срочно соедини с Ларионовым!
Денисова вдруг прошиб пот, он стоял перед пультом и тяжело дышал. Костюченко вызвал машину, которая в это время неслась по дороге в Бронцы, и передал трубку начальнику.
– Валера! Слушай меня внимательно и не задавай лишних вопросов. Я приказываю... – «Вот она, та самая чаша ответственности, нотариусы даже не знают, какова она на вкус».
– Приказываю занять позицию у переезда, перед Чекиной будкой... С места не двигаться. В сторону Бронец никого не пускать – ни машины, ни людей, – никого. А с той стороны, – у него внезапно запершило в горле, Денисов прокашлялся, – никого не выпускать. В случае сопротивления приказываю применять табельное оружие.
«Проще говоря, стреляй по своим. Клади их всех на этом гребаном переезде. Потому что... Потому что так надо, но только не спрашивай, почему – я и сам не знаю»
– Майор Ларионов, как поняли меня? Он увидел, как вытянулось лицо Костюченко. «Наверное, с лицевой мускулатурой Ларионова творится сейчас то же самое».
– Повторите приказ, товарищ подполковник, – послышалось в трубке. – Мне показалось...
– Тебе ничего не показалось! – заорал Денисов. – Никого не пускать через переезд – ни туда, ни обратно. Если кто-то ОТТУДА будет прорываться, стрелять на поражение! Выполнять! – Он отдал трубку Костюченко. – Придет телеграмма – завизируй и ко мне на стол. Я в больницу.
Он выбежал на улицу, сел в машину и завел двигатель.
«Я уже и не помню, когда БЕГАЛ на службе в последний раз», – подумал он про себя, выворачивая руль.
* * *
Одиннадцать часов двадцать четыре минуты – одиннадцать часов тридцать шесть минут. Москва.
Машина, запущенная сообщением генерала Белоусова, работала без сбоев и ошибок – как часы. Собственно, на этом этапе никаких трудностей и не предвиделось: комплекс мер, которые необходимо было принять в случае ситуации «Визит», разработали уже давно. Пока не надо было задумываться – только исполнять.
Белоусов получил доклад старшего смены в одиннадцать ноль пять. Пять-шесть минут он потратил на проверку полученных данных, затем – примерно в одиннадцать одиннадцать доложил министру обороны. В аппарате министра тоже понимали, что тянуть с этим делом не стоит. Референты были под стать своему шефу – такие же молодые и подтянутые, они не стали ждать, пока телевидение приедет осветить их брифинг, а из буфета принесут минеральную воду. Четырех минут им оказалось вполне достаточно, чтобы оценить РЕАЛЬНОСТЬ угрозы.
За это время из ГОНа – гаража особого назначения – вышла машина. Черная «тридцать первая» «Волга», совершенно обычная с виду. Под капотом у нее стоял «чайковский» движок, на гоновском жаргоне такие машины называли «догонялками», хотя правильнее было бы сказать – «убегалка».
«Волга» взяла курс на Генштаб. В одиннадцать двадцать три из Генштаба выбежал фельдъегерь с пакетом (больше всего времени ушло на то, чтобы напечатать и завизировать текст) и прыгнул в машину. В пакете лежал приказ о назначении генерал-лейтенанта Севастьянова командующим войсковой операцией, призванной нейтрализовать ситуацию «Визит», и копии тех распечаток, что пришли из Центра космической связи и информации.
За тринадцать минут «Волга» преодолела расстояние от центра Москвы до Митина: сказать, что за рулем сидел профессионал, означало не сказать ничего. Видимо, водители ГОНа приходились сводными братьями удалым Шумахерам – с поправкой на то, что «Волга» мчалась не по пустой трассе, а по забитому машинами мегаполису. Правда, коллеги из ГИБДД помогали им, чем могли, но ребята из ГОНа всегда полагались больше на себя, чем на помощь «рыцарей дороги».
Фельдъегерь сидел задумчивый и печальный – подобная езда давно стала для него нормой, он даже не смотрел на дорогу – думал о чем-то своем.
