Вяземская натянуто улыбнулась.
— Разумеется, это аргумент. Спорить с Блейлером, основателем современной психиатрии, нелегко, да и… Попросту глупо.
Наглый зеленоглазый выскочка снисходительно кивнул.
— В этом определении есть два необходимых ключевых момента, которые позволяют классифицировать понятие «маньяк» предельно точно. С одной стороны, умозаключения маньяка имеют лишь субъективное, то есть — верное для него одного, обоснование, и с другой — не поддаются коррекции. Выражаясь проще — неизлечимы.
После этой фразы Анна поняла, что говорить ей больше не о чем. Парень буквально в двух словах сформулировал то, что она хотела дать в более развернутом виде. И пусть аудитория этого наверняка бы не поняла, но сама-то она об этом знала! И молодой человек в голубых джинсах тоже знал.
— Спасибо за дельное замечание, коллега! — вежливо сказала Анна, думая совершенно о другом: «И зачем ты только сюда приперся?».
Вяземская кивнула, и молодой человек сел на место. Анна дочитала лекцию до конца, но уже как-то сухо и без задора. Пропал кураж, который она чувствовала в самом начале. И ощущения заслуженного триумфа тоже не возникло.
Последние четверть часа Вяземская старалась не смотреть на задний ряд, хотя… Она ловила себя на мысли, что хотела бы еще раз увидеть эти зеленые насмешливые глаза.
Ровно в одиннадцать Анна подвела итог и поблагодарила слушателей за внимание. Раздались довольно жидкие аплодисменты — жалкое подобие того, на что она рассчитывала.
Перед тем, как все стали подниматься, Вяземская взглянула на последний ряд — на место, ближнее к выходу, и… Никого не увидела.
Молодой человек в потертой кожаной куртке исчез, словно его и не было, а она даже не заметила.
«Ну и ладно», — подумала Анна и скрылась в лекторской комнате. Она попыталась выкинуть из головы досадный инцидент. Предстояло еще осмотреть спящую Панину — занятие куда более важное, нежели мысленный спор с нахальным субъектом.
На минус первом этаже, в третьем боксе, «безумная Лиза» лежала на спине с открытыми глазами и улыбалась во сне. Наверное, ей снилось что-то приятное.
9
— Странно, — полковник Надточий, начальник отдела МУРа по расследованию убийств, вытянул над столом длинные руки и громко хрустнул пальцами. — И почему меня это не удивляет?
Рюмин не знал, что ответить. Вообще-то, ответа и не требовалось. К своей репутации неуживчивого скандалиста капитан не добавил ровным счетом ничего.
— Товарищ полковник… Андрей Геннадьевич… Я, собственно говоря, хотел рассказать, как продвигается расследование…
— Не трудись, — ядовито сказал Надточий. — Я вижу. Может быть, все-таки снимешь очки?
— Зачем? Они защищают глаза от солнца, — возразил Рюмин. — И потом, они мне очень идут.
— Хочешь сказать, что в них ты выглядишь лучше?
— Значительно.
— Хорошо. Пусть так, — согласился Надточий. Он вздохнул и тоскливо посмотрел в окно. — Начинай. Я слушаю.
Рюмин, обрадовавшись, что воспитательная работа на время откладывается, положил на зеленую скатерть тонкую картонную папку.
Кратко и по существу он за несколько минут рассказал все события вчерашнего дня, обойдя стороной самые щекотливые моменты.
— Ты обозначил круг возможных подозреваемых? — спросил начальник.
— Наиболее вероятная кандидатура — господин Рудаков.
— Мотив?
— Он состоял в любовной связи с жертвой. Убийство из ревности. Или — из мести. Буду работать в этом направлении.
— Основания?
— Мне кажется, Рудаков знал о смерти девушки — еще до того, как подруга убитой обнаружила тело. Поэтому и дал ей ключ, чего раньше никогда не делал.
— Это могло быть простым совпадением.
— Я не верю в совпадения, когда речь идет об убийстве, — заявил капитан.
— Доказательная база? Улики?
— Никаких, — честно признался Рюмин.
Надточий покачал головой, встал из-за стола и в задумчивости прошелся по кабинету. Он остановился рядом с сейфом, дважды повернул ключ и открыл бронированную дверь.
— Теперь я тебе кое-что скажу. А ты — постарайся меня услышать, — казалось, полковник колебался, не зная, с чего начать. Наконец решился и перешел к самой сути. — Взять Рудакова нам никто не даст. — Начальник увидел, что капитан готов оспаривать его слова, и добавил. — Даже если окажется, что он виновен.
Рюмин резко встал, сунул под мышку папку и вытянулся по стойке «смирно».
— Товарищ полковник! Разрешите идти?
— Да хватит, — поморщился Надточий. — Прекрати пустое позерство! Ты думаешь, мне очень приятно это говорить? Нас никто не слышит. Свидетелей нет. Так что — засунь свою гордость туда, где солнце не светило! Я тебе не приказываю, только — советую. На правах старшего товарища. Ты можешь делать все, что хочешь, но не забывай: до суда дело не дойдет. Мне уже четко дали понять, что его развалят по дороге — слишком могущественные у этого Рудакова покровители. А у тебя единственный покровитель — я, и меня всю ночь гоняли, как пса паршивого, за твои выходки!
— Я должен извиниться? — насупился Рюмин.
— Перед моей женой, — улыбнулся Надточий. — Она была очень недовольна поздними звонками, которые не давали ни спать, ни… В общем, ей бы хотелось, чтобы эта ночь была более содержательной.
— Я могу чем-то помочь? Чтобы она стала более содержательной?
— Косвенным образом, — с нажимом сказал полковник.
— Закрыть дело?
— Ни за что! От тебя требуется прямо противоположное. Продолжай работать, но… Не копай под Рудакова. Забудь!
— Его уже назначили невиновным?
— Да. И еще. Его адвокат сказал, что господин Рудаков ждет твоих извинений — как подтверждение лояльности и благоразумия. В противном случае, — начальник повысил голос, предвидя возражения капитана, — он напишет заявление. Превышение служебных полномочий, нанесение легких телесных повреждений, оскорбление действием, — в этом букете будет много цветов. Выбирай все, что душа пожелает.
Надточий достал из сейфа лист бумаги с адресом модельного агентства, принадлежащего Рудакову, и положил на стол перед Рюминым.
— Решай сам, — сказал полковник.
Капитан молчал. Темные стекла очков скрывали его глаза. Невозможно было понять, куда он смотрит. То ли — на начальника, то ли — на листок с адресом.
— Андрей Геннадьевич! — наконец сказал он. — Противно? Гнуться-то?
Надточий с грохотом захлопнул сейф. Ключ дважды проскрежетал в замке. Полковник вернулся к письменному столу, тяжело опустился на стул и посмотрел на Рюмина.
