Безусловно, журналист ухватился бы за эту информацию, наверняка раздул бы громкое дело, написал серию статей о загадочном и до сих пор не найденном убийце, но… К Вяземской и психиатрии в целом это не имело никакого отношения.
— А разве для того, чтобы признать человека маньяком, необходимо, как минимум, две жертвы? — вопросом на вопрос ответила она.
— Стало быть, раны, которые убийца нанес девушке, не могут быть истолкованы с точки зрения обычной логики? — настаивал Северцев.
— Где же вы здесь видите обычную логику? Три поперечных, три продольных разреза. Нет. Они имеют смысл только для убийцы.
— Может быть, это — часть какого-то ритуала?
— Вполне возможно. Но я не встречалась с подобными случаями, — солгала Анна.
— А буква «М» над кроватью? — не унимался Северцев. — Как, по-вашему, она имеет смысл?
— Александр, — сказала Вяземская. — Вы обратились не по адресу. Да, я занимаюсь серийными убийцами и маньяками. Это — моя работа. Я пытаюсь исследовать их поступки, мотивы и мышление. Но я пока не научилась думать так же, как они. Боюсь, ничем не смогу вам помочь.
— Хотя бы короткий комментарий? Для статьи?
— Профессиональная этика не позволяет делать подобные комментарии; особенно для бульварной прессы.
— Очень жаль, — сухо сказал Северцев. Он снял крышку со стакана и несколькими большими глотками допил сок. — Мне казалось, у нас одна цель — найти правду. Независимо от профессиональной этики. Наверное, я ошибался.
Вяземская промолчала. Вступать в дискуссию по поводу морально-этических соображений она не собиралась, считая это пустым и ненужным занятием.
— Извините, если отвлек вас. Всего хорошего!
— До свидания!
Вяземская не видела причин задерживать журналиста; все, что он мог ей сообщить, он уже сообщил. Весьма скудная информация. Бесполезная встреча.
Северцев встал и направился к лестнице. Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и повернулся к Вяземской.
— Да, кстати… Убийца пойман, — Александр кивнул своим мыслям и медленно пошел дальше.
Его слова стали для Анны полной неожиданностью. Она вскочила, больно ударившись бедром об угол стола. Держась за ушибленное место, Вяземская в несколько прыжков догнала журналиста.
— Постойте! Да постойте же! — Анна схватила Северцева за рукав. — Вы хотите сказать, что маньяк арестован? Убийца девушки арестован?
Она говорила гораздо громче, чем следовало. На них стали оглядываться.
— Пару часов назад, — подтвердил журналист. — Я сам присутствовал при задержании.
— Вы знали и ходили вокруг да около? — воскликнула Анна. — Почему сразу не сказали?
Северцев растерялся, но только на мгновение. Он лукаво подмигнул Вяземской:
— Если я скажу, что из соображений профессиональной этики, вы поверите?
— Александр! — сказала Анна. — Мне нужно знать об этом деле все! Тогда вы получите грамотный и квалифицированный комментарий.
— Хорошо. Я позвоню завтра, — пообещал Северцев.
Он попрощался с Вяземской и ушел.
Анна вернулась за столик, сложила фотографии в конверт и задумалась, размышляя над тем, что ей стало известно.
Первое. Муж Паниной не был причастен к шрамам на теле Лизы. Их нанес кто-то другой. Кто-то, спустя шесть лет снова вышедший на охоту.
Второе. Первой жертвой маньяка была Панина, и ей еще повезло — если, конечно, можно назвать везением столь серьезную психическую травму.
И, наконец, третье… Третье она узнает завтра — когда позвонит Александр.
«Для человека своей профессии он довольно мил», — подумала Анна.
Вяземская убрала конверт в сумочку и собралась уходить. Пирожок с вишней уже остыл, к «Спрайту» она так и не притронулась. Аппетит пропал окончательно.
Под ложечкой приятно сосало — в ожидании скорой разгадки. Оставалось подождать совсем немного — до завтра.
Анна даже представить себе не могла, каким окажется третий пункт.
16
Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.
— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.
— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.
Рудаков покачал головой.
— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.
Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?
Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.
Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.
— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.
— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.
— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.
Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.
— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.
— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.
Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.
Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»
Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.
Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.
«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква „М“ над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».
