Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…
«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»
Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?
Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…
«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».
Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.
17
Было около восьми вечера. На город опустились нежные осенние сумерки. Воздух был наполнен прозрачной синью.
В пентхаусе многоэтажного дома на Соколе горел свет. Обнаженный мужчина расхаживал по квартире. Его мускулистое поджарое тело отражалось во множестве зеркал, развешанных по стенам. Негромкая мелодичная музыка струилась из динамиков дорогой квадросистемы.
Тонкая кисея на окнах надежно скрывала мужчину от любопытных глаз; впрочем, посторонний мог заглянуть сюда разве что из кабины вертолета.
Мужчина подошел к зеркалу и полюбовался на свое отражение. Литые рельефные плечи, тугие бицепсы, отлично прокачанная грудь. Упругий живот в равномерных квадратах мускулов.
Мужчина взял со столика бритву и стал ее править. Кожаный ремень залоснился, лезвие с каждым движением приобретало стальной насыщенный блеск.
Он поднес бритву к груди и срезал отросшие волоски. Ему не пришлось прикладывать никаких усилий; лезвие даже не коснулось кожи.
Мужчина остался доволен результатом. Он еще несколько раз провел бритвой по ремню и вдруг застыл.
Его отражение в зеркале задрожало, как водная гладь, нарушенная порывом ветра, и исчезло, уступив место другому образу — худой и невысокой, но великолепно сложенной темноволосой женщины со стрижкой каре.
Мужчина до боли закусил губу.
— Нет, это не то, что ты думаешь, — прошептал он. — Это — не измена. Ты же знаешь, я всегда тебя любил. И люблю. И — буду любить.
Видение не отвечало, и мужчина заволновался.
— Пойми, я делаю это для того, чтобы мы снова были вместе. Теперь уже — навсегда.
Ему показалось, что женщина еле заметно кивнула.
— Ты прощаешь меня?
— Да-а-а… — прошелестело в воздухе — столь явственно, что мужчина вздрогнул.
В зеркале снова был он. А в углу, под рамкой — фотография девушки. Она чем-то отдаленно напоминала пропавшее видение — похожие черты лица, такой же острый и длинный нос, густое темное каре… Но все же это была не ОНА. Мужчина не мог смотреть на фотографию без отвращения.
— Еще один шаг, — сказал он. — Еще один поворот ключа, отпирающего клетку. Я сделаю это — столько раз, сколько потребуется.
Мужчина прошел в ванную, принял душ и неторопливо побрился. Потом он надел бледно-голубую сорочку, повязал рыжий галстук с неброским узором, вставил в манжеты золотые запонки и облачился в строгий темно-синий костюм от Gieves amp; Hawkes. Едва заметная полоска, удлиненный приталенный силуэт, жесткая линия плеч и спины, брюки с защипами, направленными к центру пояса, обязательные подтяжки на пуговицах, — все это лишь подчеркивало спортивность и подтянутость фигуры, широкие плечи и узкую талию. Длинные шелковые носки и невесомые ботинки — Elios от Santoni.
Он был готов. Дорогая одежда, грамотная речь и прочувствованные интонации вызывали у наивных дурочек приступы сильного головокружения. Он мог бы коллекционировать их, как открытки, если бы не одна-единственна женщина. Та самая, за которую не жалко отдать жизнь. Которая и была всей его жизнью.
Мужчина положил в карман бритву и вышел на площадку. Лифт доставил его в подземный гараж. Мужчина сел в черный «Шевроле-Тахо» с тонированными стеклами и закрыл тяжелую дверь. Аудиосистема Bose наполнила просторный кожаный салон звуками «Маленькой ночной серенады» Моцарта — песни, созданной во имя любви.
Этой ночью он тоже исполнит свою песню. Но только его ноты будут написаны кровью.
18
К полуночи совсем стемнело. Рюмин припарковал машину у жилого дома в Ботаническом переулке. Уличный фонарь был разбит, темнота густым чернильным пятном покрывала старенькую «восьмерку».
Капитан вышел из машины и направился в сторону помойки, примыкавшей к ограде Ботанического сада. Он старался ступать мягко, не оставляя следов. Под ногой хрустнуло стекло разбитой бутылки. Рюмин замер.
Из окна дома доносилась веселая музыка, бродячие собаки шелестели бумагой и мусорными пакетами. Рюмин подошел к чугунным прутьям ограды и еще раз огляделся, желая убедиться, что его никто не видит.
Войти в особняк «Моцарта» со стороны Грохольского переулка было невозможно: через большие стеклянные окна Рюмин видел двух охранников. Один, в пиджаке и галстуке со знакомой монограммой, сидел за конторкой в глубине холла, второй, в черном камуфляже и грубых военных ботинках, время от времени отлучался, проверяя этажи. Оставался только один путь — проникнуть в здание с тыла, со стороны Ботанического сада.
Капитан подпрыгнул и уцепился за прутья. Может, он уже не настолько вынослив, чтобы отстоять на ринге три минуты против молодого сильного соперника, но перемахнуть трехметровую ограду было делом плевым.
Рюмин быстро долез до самого верха и одним стремительным броском перекинул тело через острые верхушки прутьев. Он мягко приземлился на обе ступни и сразу же отбежал в тень.
Похоже, ему удалось остаться незамеченным — Рюмин не услышал ни строгого окрика, ни собачьего лая. Короткими перебежками, прячась за диковинными кустарниками и раскидистыми заморскими деревьями, Рюмин подобрался к «Моцарту».
Напротив особняка была сделана «альпийская горка», спиралью поднимавшаяся вровень со вторым этажом. Капитан, пригнувшись, залез на горку и заглянул в окна.
В коридоре, слабо освещенном дежурным светом, мелькнула тень охранника. Не обнаружив ничего подозрительного, он стал спускаться по лестнице. У Рюмина было несколько минут — до того, как охранник начнет следующий обход.
Капитан еще раз перемахнул через забор и очутился перед дверью запасного выхода. Рюмин нигде не увидел камер наружного наблюдения и расценил это как добрый знак. Он включил потайной фонарик и тонким незаметным лучом осветил замочную скважину.
