— Не надо говорить так плохо о моей
родственнице. — Мелани застыла, напряглась.
Красотка примирительным жестом положила было руку на локоть
Мелани и тут же отдернула.
— Не окатывайте меня холодной водой, мисс Уилкс. Мне
трудно это вынести после того, как вы были такой доброй и милой. Я совсем
забыла, что вы ее любите, и очень жалею, что так сказала. Жалко мне беднягу
мистера Кеннеди. Он был славный человек. Я покупала у него кое-что для моего
заведения, и он всегда был со мной, такой милый. А вот мисс Кеннеди — не одного
она с вами поля ягода, мисс Уилкс. Очень она женщина холодная — так уж я
считаю, ничего не поделаешь… Когда же мистера Кеннеди-то хоронить будут?
— Завтра утром. И вы не правы насчет миссис Кеннеди.
Вот хоть сейчас — она даже слегла от горя.
— Всякое бывает, — с явным недоверием сказала
Красотка. — Ну, мне пора. Боюсь, как бы кто не признал моей кареты, если я
здесь слишком долго торчать буду, а вам это ни к чему. И еще, мисс Уилкс: если
вы когда увидите меня на улице, вы.., вам вовсе не обязательно говорить со
мной. Я ведь все понимаю.
— Я буду счастлива поговорить с вами. И я горжусь тем,
что обязана вам. Надеюсь.., надеюсь, мы еще встретимся.
— Нет, — сказала Красотка. — Негоже это.
Доброй вам ночи.
Глава 47
Скарлетт сидела у себя в спальне и ковыряла вилкой еду,
принесенную на ужин Мамушкой, прислушиваясь к ветру, рвавшемуся куда-то из
темноты. В доме было пугающе тихо — даже тише, чем когда Франк лежал в гостиной
всего несколько часов назад. А потом заходили на цыпочках, зашептали
приглушенными голосами; тихо застучали парадные двери; заглядывали соседки,
шурша юбками, и шепотом высказывали сочувствие; всхлипывала сестра Франка,
приехавшая на похороны из Джонсборо.
А сейчас дом погрузился в тишину. И хотя дверь в спальню
Скарлетт была открыта, снизу не доносилось ни звука. Уэйда и малышку переселили
к Мелани, как только тело Франка внесли в дом, и Скарлетт недоставало топота
детских ножек и гуканья малышки. На кухне явно царило перемирие: не слышно было
обычной перебранки Питера, Мамушки и кухарки. Даже тетя Питти из уважения к
горю Скарлетт не качалась в своем кресле-качалке внизу в библиотеке.
Никто не нарушал одиночества Скарлетт, считая, что она
хочет, чтобы ее оставили в покое, наедине с горем, а Скарлетт меньше всего
хотелось быть одной. Будь это всего лишь горе, она пережила бы его, как
переживала ранее. Но помимо потрясения от потери мужа, она испытывала еще
страх, и раскаяние, и муки внезапно проснувшейся совести. Впервые в жизни
Скарлетт сожалела, что так себя вела, и, охваченная суеверным страхом, то и
дело поглядывала на кровать, где еще недавно лежала с Франком.
Она убила Франка. Несомненно убила, все равно как если бы
нажала на курок. Франк просил ее не ездить одной, но она его не послушалась. И
вот теперь он мертв из-за ее упрямства. Бог накажет ее за это. Но на совести ее
лежал и другой грех — лежал даже более тяжким и страшным грузом, чем его
смерть; и этот грех никогда не тревожил ее, пока она не увидела лицо Фрэнка в
гробу. Его застывшее лицо было таким беспомощным и жалостным, оно обвиняло ее.
Бог накажет ее за то, что она вышла за него замуж, тогда как он-то любил ведь
Сьюлин. Придется ей ползком ползти к Высшему судии и отвечать за ту ложь,
которую она наговорила Фрэнку, когда они ехали из лагеря янки в его двуколке.
Сейчас уже бесполезно спорить, говорить, что цель
оправдывает средства, что она вынуждена была подстроить ему ловушку, что судьба
слишком многих людей зависела от нее и нельзя было думать ни о его праве на
счастье, ни о праве на счастье Сьюлин. Правда вставала перед ней нагая, и
Скарлетт не могла смотреть ей в лицо. Она хладнокровно женила Фрэнка на себе и
хладнокровно его использовала. А за последние полгода превратила в несчастного
человека, в то время как могла бы сделать очень счастливым. Бог накажет ее за
то, что она не была с ним помягче, — накажет за то, что она изводила его,
наставляла, устраивала сцены, говорила обидные слова, оторвала от друзей, принизила,
занявшись сама лесопилками, строительством салуна, тем, что наняла на работу
каторжников. Он был с ней очень несчастлив — она это знала, — но все
сносил как джентльмен Он был по-настоящему счастлив только раз: когда она
подарила ему Эллу. Но она-то знала, что, будь на то ее воля, Эллы не было бы на
свете.
Дрожь пробежала по телу Скарлетт; ей стало страшно,
захотелось, чтобы Франк был жив и она могла лаской загладить свою вину перед
ним. Ах, если бы бог не был таким свирепым и карающим! Ах, если бы время не ползло
так медленно и в доме не стояла бы такая тишина! Ах, если бы она не была так
одинока!
Вот если б Мелани была с ней — Мелани успокоила бы ее
страхи. Но Мелани сидела дома и выхаживала Эшли. На мгновение Скарлетт подумала
было попросить Питтипэт подняться к ней — может, в ее присутствии умолкнет
голос совести, — но не решилась. С Питти ей будет еще хуже: ведь старушка
искренне горюет по Фрэнку. Он был ближе к ней по возрасту, чем к Скарлетт, и
она была очень предана ему. Он вполне отвечал желанию Питти «иметь мужчину в
доме» — приносил ей маленькие подарочки и невинные сплетни, шутил, рассказывал
всякие истории, читал ей по вечерам газеты и сообщал события дня, а она штопала
его носки. И она ухаживала за ним, придумывала для него всякие особые кушанья, лечила
от бесконечных простуд. И теперь ей очень его недоставало, и она повторяла
снова и снова, прикладывая платочек к красным опухшим глазам: «И зачем только
ему понадобилось ехать с этим ку-клукс-кланом!» Ах, если бы, думала Скарлетт,
хоть кто-то мог утешить ее, рассеять ее страхи, объяснить, что гложет ее и
заставляет холодеть сердце! Вот если б Эшли.., но Скарлетт тут же отбросила эту
мысль. Ведь она чуть не убила Эшли, как убила Фрэнка. И если Эшли когда-либо
узнает правду о том, как она лгала Фрэнку, чтобы заполучить его, узнает, как
подло она вела себя с Фрэнком, он не сможет больше любить ее. Эшли ведь такой
благородный, такой правдивый, такой добрый, и он видит все так ясно, без
прикрас. Если он узнает правду, то сразу многое поймет. Да, конечно, прекрасно
поймет! И любить ее уже больше не будет. Значит, он никогда не должен узнать
правду, потому что он должен ее любить. Разве сможет она жить, если этот тайный
источник ее сил — его любовь — будет у нее отнят? Хотя ей стало бы намного
легче, если бы она могла уткнуться головой ему в плечо, расплакаться и
облегчить свою грешную душу!
Стены затихшего дома, где в самом воздухе ощущалось тяжкое
присутствие смерти, давили ее, и в какой-то момент она почувствовала, что не в
силах дольше это выносить. Она осторожно поднялась, прикрыла дверь к себе в
комнату и принялась шарить в нижнем ящике комода под бельем. Вытащив оттуда
заветную «обморочную» бутылочку тети Питти с коньяком, она поднесла ее к свету
лампы. Бутылочка была наполовину пуста. Не могла же она выпить так много со
вчерашнего вечера! Скарлетт плеснула щедрую порцию в свой стакан для воды и
одним духом выпила коньяк. Надо будет до утра поставить бутылку назад, в
погребец, предварительно наполнив ее водой. Мамушка искала ее, когда люди из
похоронного бюро попросили выпить, и в кухне, где находились Мамушка, кухарка и
Питер, тотчас возникла грозовая атмосфера подозрительности.
