— Я хочу, чтобы вы все знали, — сказала
она, — та из вас, кто не пойдет с визитом к Скарлетт, может никогда,
никогда больше не приходить ко мне.
Раздался гул голосов, и дамы в смятении поднялись. Миссис
Элсинг швырнула на пол корзиночку с шитьем и вернулась в гостиную, ее фальшивая
челка съехала набок.
— Я не могу с этим примириться! — воскликнула
она. — Не могу! Ты не в своем уме, Мелли: по-моему, ты сама не знаешь, что
говоришь. Ты по-прежнему останешься моим другом, а я по-прежнему останусь
твоим. Я не допущу, чтобы мы из-за этого поссорились.
Она расплакалась, и Мелани неожиданно очутилась в ее
объятиях — она тоже плакала, но и всхлипывая, продолжала твердить, что не
откажется ни от одного своего слова. Еще две-три дамы разрыдались, а миссис
Мерриуэзер, громко сморкаясь в платок, принялась целовать миссис Элсинг и
Мелани. Тетя Питти, в ужасе наблюдавшая за всем этим, вдруг опустилась на пол,
и на сей раз — что случалось с ней нечасто — действительно лишилась чувств.
Среди этих слез, суматохи, поцелуев, поисков нюхательных солей и коньяка лишь у
одной женщины лицо оставалось бесстрастным, лишь у одной были сухие глаза.
Индия Уилкс вышла из дома, не замеченная никем.
Дедушка Мерриуэзер, встретившись несколькими часами позже с
дядей Генри Гамильтоном в салуне «Наша славная девчонка», рассказал со слов
миссис Мерриуэзер о том, что произошло утром. Поведал он об этом с превеликим
удовольствием, ибо был в восторге от того, что у кого-то хватило мужества
осадить его грозную сноху. Ему самому мужества на это никогда, конечно, не
хватало.
— Ну и что же эта свора идиоток наконец решила? —
раздраженно осведомился дядя Генри.
— Я, право, не знаю, — сказал дедушка, — но
похоже, что Мелли в этом забеге шутя одержала победу. Могу поклясться, все они
нанесут визит Скарлетт — хотя бы раз. Люди очень высоко ставят вашу племянницу,
Генри.
— Мелли — дурочка, а дамы правы. Скарлетт — ловкая
штучка, и я просто не понимаю, зачем Чарли понадобилось в свое время жениться
на ней, — мрачно заметил дядя Генри. — Но и Мелли по-своему права.
Приличия требуют, чтобы все, кого спас капитан Батлер, нанесли ему визит. Если
на то пошло, я лично ничего против Батлера не имею. Он достойно вел себя в ту
ночь, спасая наши шкуры. А вот Скарлетт сидит у меня как заноза под хвостом.
Слишком она шустра — ей же от этого только хуже. Но с визитом мне пойти к ней
придется. Стала Скарлетт подлипалой или не стала, а она, как-никак, моя
родственница. И пойду я к ним сегодня же.
— И я пойду с вами. Генри. Долли, пронюхай она об этом,
пришлось бы, наверно, связать. Подождите, вот только пропущу еще стаканчик.
— Нет, пить мы будем у капитана Батлера. Что ни
говорите, у него хорошего вина всегда вдоволь.
Ретт сказал, что «старая гвардия» никогда не сдастся, и был
прав. Он понимал, что никакого значения этим нескольким визитам придавать
нельзя, как понимал и то, почему они были нанесены. Хотя родственники мужчин,
участвовавших в том злополучном налете ку-клукс-клана, и пришли к ним первые с
визитом, но больше почти не появлялись. И к себе Ретта Батлера не приглашали.
Ретт, заметил, что они и вовсе бы не пришли, если бы не
боялись Мелани. Скарлетт понятия не имела, откуда у него возникла такая мысль,
но она тотчас с презрением ее отвергла. Ну, какое влияние могла иметь Мелани на
таких людей, как миссис Элсинг и миссис Мерриуэзер? То, что они больше не
заходили, мало волновало ее, — собственно, их отсутствия она почти и не
замечала, поскольку в номере у нее полно было гостей другого рода. «Пришлые» —
называли в Атланте таких людей, а то употребляли и менее вежливое слово.
А в отеле «Нейшнл» нашло себе пристанище немало «пришлых»,
которые, как и Ретт со Скарлетт, жили там в ожидании, пока будут выстроены их
дома. Это были веселые богатые люди, очень похожие на новоорлеанских друзей
Ретта, — элегантно одетые, легко сорящие деньгами, не слишком
распространяющиеся о своем прошлом. Все мужчины были республиканцами и
«находились в Атланте по делам, которые вели с правительством штата». Что это
были за дела, Скарлетт не знала и не трудилась узнавать.
Правда, Ретт мог бы со всею достоверностью рассказать ей,
что эти люди занимались тем же, что и канюки, обгладывающие падаль. Они издали
чуют смерть и безошибочно находят то место, где можно нажраться до отвала. А в
правительстве Джорджии, по сути дела, уже не осталось коренных жителей, штат
был совершенно беспомощен, и авантюристы стаями слетались сюда.
Жены приятелей Ретта из подлипал и «саквояжников» гуртом
валили к Скарлетт, как и «пришлые», с которыми она познакомилась, когда
продавала лес для их новых домов. Ретт сказал, что если она может вести с этими
людьми дела, то должна принимать их, а однажды приняв их, она поняла, что с
ними весело. Они были хорошо одеты и никогда не говорили о войне или о тяжелых
временах, а беседовали лишь о модах, скандалах и висте. Скарлетт никогда раньше
не играла в карты и, научившись за короткое время хорошо играть, с увлечением
предалась висту.
В номере у нее всегда собиралась компания игроков. Но она
редко бывала у себя в эти дни, ибо была слишком занята строительством дома и не
могла уделять время гостям. Сейчас ее не слишком занимало, есть у нее визитеры
или нет. Ей хотелось отложить все светские развлечения до той поры, когда будет
закончен дом и она сможет предстать перед обществом в роли хозяйки самого
большого особняка в Атланте, где будут устраиваться изысканнейшие приемы.
Долгими жаркими днями следила она за тем, как растет ее
красный кирпичный дом под крышей из серой дранки, — дом, возвышавшийся
надо всеми домами на Персиковой улице. Забыв о лавке и о лесопилках, она
проводила все время на участке — препиралась с плотниками, спорила со штукатурами,
изводила подрядчика. Глядя на то, как быстро поднимаются стены, она с
удовлетворением думала о том, что когда дом будет закончен, он станет самым
большим и самым красивым в городе. Даже более внушительным, чем соседний
особняк Джеймса, который только что купили для официальной резиденции
губернатора Баллока.
Особняк губернатора мог гордиться своими кружевными перилами
и карнизами, но все это в подметки не годилось затейливому орнаменту на доме
Скарлетт. У губернатора была бальная зала, но она казалась не больше
бильярдного стола по сравнению с огромным помещением, отведенным для этой цели
у Скарлетт и занимавшим весь четвертый этаж. Вообще в ее доме было все, и даже
в больших количествах, чем в любом особняке или любом другом городском
доме, — больше куполов, и башен, и башенок, и балконов, и громоотводов, и
окон с цветными стеклами.
Вокруг дома шла веранда, и с каждой стороны к ней вели
четыре ступени. Двор был большой, зеленый, со старинными чугунными скамьями,
расставленными тут и там, чугунной беседкой, названной модным словечком
«бельведер» и, как заверили Скарлетт, построенной по готическому образцу, а
также двумя большими чугунными статуями — одна изображала оленя, другая —
бульдога величиной с шотландского пони. Для Уэйда и Эллы, несколько испуганных
размерами, роскошью и модным в ту пору полумраком их нового дома, эти два
чугунных зверя были единственной утехой.
